Мать. Максим Горький

Со стражей ходим…

      И крепко выругался.

      – Воров ловить, видно, невыгодно стало! – зло и громко говорил высокий и кривой рабочий. – Начали честных людей таскать…

      – Хоть бы ночью таскали! – вторил кто-то из толпы. – А то днем без стыда, – сволочи!

      Полицейские шли угрюмо, быстро, стараясь ничего не видеть и будто не слыша восклицаний, которыми провожали их. Встречу им трое рабочих несли большую полосу железа и, направляя ее на них, кричали:

      – Берегитесь, рыбаки!

      Проходя мимо Власовой, Самойлов, усмехаясь, кивнул ей головой и сказал:

      – Поволокли!

      Она молча, низко поклонилась ему, ее трогали эти молодые, честные, трезвые, уходившие в тюрьму с улыбками на лицах; у нее возникала жалостливая любовь матери к ним.

      Воротясь с фабрики, она провела весь день у Марьи, помогая ей в работе и слушая ее болтовню, а поздно вечером пришла к себе в дом, где было пусто, холодно и неуютно. Она долго совалась из угла в угол, не находя себе места, не зная, что делать. И ее беспокоило, что вот уже скоро ночь, а Егор Иванович не несет литературу, как он обещал.

      За окном мелькали тяжелые, серые хлопья осеннего снега. Мягко приставая к стеклам, они бесшумно скользили вниз и таяли, оставляя за собой мокрый след. Она думала о сыне…

      В дверь осторожно постучались, мать быстро подбежала, сняла крючок, – вошла Сашенька. Мать давно ее не видала, и теперь первое, что бросилось ей в глаза, это неестественная полнота девушки.

      – Здравствуйте! – сказала она, радуясь, что пришел человек и часть ночи она проведет не в одиночестве. – Давно не видать было вас. Уезжали?

      – Нет, я в тюрьме сидела! – ответила девушка улыбаясь. – Вместе с Николаем Ивановичем, – помните его?

      – Как же не помнить! – воскликнула мать. – Мне вчера Егор Иванович говорил, что его выпустили, а про вас я не знала… Никто и не сказал, что вы там…

      – Да что же об этом говорить?.. Мне, – пока не пришел Егор Иванович, – переодеться надо! – сказала девушка, оглядываясь.

      – Мокрая вы вся…

      – Я листовки и книжки принесла…

      – Давайте, давайте! – заторопилась мать.

      Девушка быстро расстегнула пальто, встряхнулась, и с нее, точно листья с дерева, посыпались на пол, шелестя, пачки бумаги. Мать, смеясь, подбирала их с пола и говорила:

      – А я смотрю – полная вы такая, думала, замуж вышли, ребеночка ждете. Ой-ой, сколько принесли! Неужели пешком?

      – Да! – сказала Сашенька. Она теперь снова стала стройной и тонкой, как прежде. Мать видела, что щеки у нее ввалились, глаза стали огромными и под ними легли темные пятна.

      – Только что выпустили вас, – вам бы отдохнуть, а вы! – вздохнув и качая головой, сказала мать.

      – Нужно! – ответила девушка вздрагивая. – Скажите, как Павел Михайлович, – ничего?.. Не очень взволновался?

      Спрашивая, Сашенька не смотрела на мать; наклонив голову, она поправляла волосы, и пальцы ее дрожали.

      – Ничего! – ответила мать. – Да ведь он себя не выдаст.

      – Ведь