Цепи его души. Марина Эльденберт

людей… и все они удивительно тепло ко мне отнеслись. Каждый норовил подать стул, если я уставала, или принести чай.

      Глаза Эрика сверкнули, но я только подцепила вилкой кусочек мяса.

      – Безумно приятно, когда мужчины признают твои способности и не стесняются об этом говорить.

      – Приятно? – вот теперь его глаза потемнели, а может быть, это мне просто показалось.

      – Безумно, – добавила я с улыбкой.

      Которая, впрочем, тут же погасла, когда в его глазах отразилось пламя свечей. Раньше я думала, что такое только в книгах пишут, но нет, язычки пламени словно перетекли в радужку и обратно. Только на этот раз свечи словно впитали холод и темноту, даже потускнели слегка.

      – Мне кажется, должность художника-декоратора может помешать обучению, Шарлотта.

      – Что?!

      – И как твой наставник я вынужден настоять, чтобы ты отказалась от места.

      – Ты шутишь? – я отложила вилку и попыталась улыбнуться.

      Не получилось.

      – Вовсе нет.

      – И каким же образом моя должность может помешать обучению?

      – Ты поздно возвращаешься.

      – Что?!

      – Поздно возвращаешься, – Эрик положил руку на спинку моего стула. – В то время, когда по-хорошему тебе стоит отдыхать и читать теорию, практику по которой мы будем отрабатывать на следующее утро.

      Внутри все сжалось.

      – Я говорила тебе о том, что буду работать, когда подписывала договор.

      – Знаю, – он смотрел на меня, и цвет его глаз сейчас напоминал штормовое море. – Но ты его подписала, а там ясно сказано, что ты обязана подчиняться мне во всем, что касается обучения.

      – Это не касается обучения! – меня затрясло. – Эрик! Мы же договорились…

      – Устная договоренность перед магическим договором не значит ровным счетом ничего.

      От жестокости холодных слов на глаза чуть не навернулись слезы. Я не могла поверить в то, что мне придется расстаться с работой… с работой, которая так меня вдохновляла. Всевидящий, сегодня утром я ехала туда и тряслась от страха, но эти люди, все они, и мистер Стейдж, и его помощники, действительно оказались очень милыми. Любезными, внимательными, добрыми, а работа с ними каждую минуту была мне в удовольствие.

      – Эрик, пожалуйста, – прошептала я. – Ты не можешь так со мной поступить…

      – Могу. И поступлю, – в море отразились не то вспышки молний, не то огонь свечей.

      Снова.

      – Если ты еще хоть раз вздумаешь говорить со мной о других мужчинах.

      Что?!

      Я молча хлопала глазами, пытаясь переварить случившееся. То есть все, что он сейчас говорил… все, что заставил меня пережить: страх лишиться нового места, отчаяние, сомнения – это все потому, что я осмелилась с ним так говорить?

      В груди что-то дрогнуло, я отшвырнула салфетку и выскочила из-за стола, чудом не опрокинув стул. Бросилась к двери, испытывая одно-единственное желание: оказаться как можно дальше от него.

      Успела лишь коснуться дверной ручки, когда меня перехватили за талию и толкнули к стене. Зажатая между ним и шелком обивки,