Роковая тайна сестер Бронте. Часть 3. Екатерина Борисовна Митрофанова

как щитом, венчает нас», обитель наша – на лоне его, чья «милость до небес и истина до облаков» и высшая наша награда – царствие небесное, вечное и бесконечное. Претерпим же все, что отпущено; снесем все тяготы, как честные солдаты; пройдем до конца наш путь, и да не иссякнет в нас вера, ибо нам уготована участь славнейшая, нежели участь победителей: «Но не ты ли издревле господь бог мой, Святый мой? Мы не умрем»<…>»⁵.

      Шарлотта подняла от бумаги застланный слезами взор. Ее вновь и вновь охватывала горячая тоска по тем, кто еще недавно был так близко, и кого столь отчаянно недоставало ей теперь.

      Когда-то ей уже доводилось ощутить на себе поистине невыносимое бремя одиночества. Это случилось много лет назад, когда она вторично оказалась в брюссельском пансионе, куда она на этот раз прибыла уже в качестве учительницы. Во время Les grandes vacances⁶, когда все остальные преподаватели и ученицы разъехались кто по домам, кто на курорт, Шарлотта осталась в пансионе практически в полном одиночестве, если не считать поварихи и мадемуазель Бланш – одной из наставниц, которая была Шарлотте особенно неприятна. Шарлотта около пяти недель пробыла совсем одна в чужом городе без всякого общества. Как остро недоставало ей тогда ее любимых сестер! Как горячо тосковала она по родным и близким людям!

      Тогда, не выдержав бремени одиночества, Шарлотта тяжело заболела и слегла. Немного оклемавшись, она стала часто без всякой цели бродить по городу. Когда ее отчаяние достигло своего предела, Шарлотта, проходя мимо католического собора святой Гудулы, поддалась своему безрассудному порыву и вошла внутрь. Это было неслыханным поступком для дочери англиканского пастора, воспитанной в протестантской вере. Но уже верхом безумства стало то, что последовало далее. Обезумевшая от невыразимой тоски и одиночества, Шарлотта решилась исповедоваться у католического священника! Она сама была настолько ошеломлена своим поступком, что, возвратившись в пансион, подробно описала это необычайное происшествие в письме к своей сестре Эмили.

      В то время сестры были живы и здоровы. Теперь все иначе. Шарлотте уже некому поведать свою неизбывную печаль и тоску. Тогда она вернулась домой и снова попала в окружение своих любимых родных. Теперь ничего подобного уже не случится. Это одиночество уже другого свойства – и оно по-настоящему страшно.

      Но в распоряжении Шарлотты по-прежнему имеются перо и бумага. Ее героиня Люси, так же, как в свое время и она сама, осталась практически совсем одна в чужом городе, где никому нет дела ни до самой бедной иностранки, ни до ее душевных терзаний. Люси впадает в отчаяние, бесцельно бродит по городу и однажды обнаруживает, что оказалась на пороге храма… В тот момент ей не было дела до того, что это за храм. Она вошла и исповедалась иноверному священнику…

      …Неиссякаемый поток мыслей Шарлотты был внезапно прерван несколько робким, но настойчивым стуком в дверь. Получив приглашение войти, в комнате появился мрачный и нелюдимый викарий достопочтенного Патрика Бронте