Бедабеда. Маша Трауб

требовалось хотя бы минимальное обучение мастерству. Людмила Никандровна, заметив способность дочери менять личность, а не внешность, испугалась не на шутку. С Настей происходили глубинные перемены – изменялись походка, манера отбрасывать прядь волос, жестикуляция, становившаяся то скупой, то бурной. Если бы Настя меняла стили в одежде, как делают все женщины, если бы экспериментировала с прической, макияжем – это было бы не так страшно. Точнее, совсем не страшно. Людмила Никандровна смотрела, как ее дочь, ее родная дочь, которую она родила, вырастила, меняется на глазах, превращаясь в другую, незнакомую женщину, которая отчего-то имеет Настину внешность и Настин голос. Людмила Никандровна даже иногда сама с собой шутила – мол, Настино тело опять позаимствовали инопланетяне. О том, что Людмилу Никандровну пугают изменения личности собственной дочери, знала только Нинка.

      – Я говорила тебе, по жопе надо было вовремя дать, – говорила та. – И нашла бы ей секцию какую-нибудь, да хоть на штангу бы записала.

      К счастью или несчастью, Настя так же быстро менялась в обратном направлении, если переживала драму. Естественно, все изменения были связаны у нее с любовью – в этот раз точно, на всю жизнь. Избранников Настя боготворила и не принимала ни малейшей критики в адрес очередного принца. Стоило Людмиле Никандровне хотя бы пошутить, Настя взбрыкивала, собирала вещи и уходила. Да, в этом тоже заключалась огромная проблема – дочь Людмилы Никандровны была абсолютно лишена чувства юмора. Она не умела шутить, смеяться просто так, не говоря уже о том, чтобы шутить над собой. Зато это качество в полной мере досталось Марьяше – та шутки чувствовала, любила и очень ценила.

      Настя вышла замуж за отца Марьяши, будучи на девятом месяце беременности, хотя в загс вовсе не собиралась. На тот момент она, как и ее избранник, Евгений, считала, что печать в паспорте полная ерунда, а брак – изживший себя институт. Людмила Никандровна убеждала, просила, умоляла. Отчего-то ей казалось, что «официальные узы брака» заставят Настю отнестись ответственнее к предстоящему материнству и собственной судьбе. Так происходит со многими женщинами, для которых свадьба со всеми положенными атрибутами становится чем-то вроде антидепрессанта. Уходят лишние, пустые тревоги, пропадают панические атаки, и, пусть на время, наступает спокойствие. Людмила Никандровна мечтала, чтобы Настя наконец «угомонилась», почувствовала себя женой, семейной женщиной. Беременности дочери Людмила Никандровна тоже радовалась, опять же в смысле возможной переоценки ценностей. Ребенок – новый этап, другие заботы, иные страхи, новые желания, стремления. Людмила Никандровна готова была убеждать и уговаривать дочь до исступления, но Настя согласилась достаточно легко.

      – А что, даже прикольно будет, если я рожу прямо в загсе.

      По срокам выходило именно так – Настя имела все шансы родить прямо в свадебном платье при обмене кольцами.

      Евгений