Когда пируют львы. И грянул гром. Уилбур Смит

девять часов Дафф сидел и болтал, а Шон примостился на краешке стола и молчал. В десять часов грек так и не появился. Дафф сидел мрачный, а у Шона от облегчения развязался язык. В одиннадцать Шону захотелось вернуться назад на шахту.

      – Это знак, Дафф, это предупреждение. Сам Господь Бог увидел, как мы тут сидим, готовые сделать ужасную ошибку. «Нет, – сказал Он, – Я не позволю им делать этого, Я устрою так, что грек сломает ногу, не могу допустить, чтобы с этими милыми парнями такое случилось».

      – Не понимаю, почему ты до сих пор не ушел в монастырь? – отозвался Дафф и посмотрел на часы. – Ну все, пошли отсюда!

      – Слушаюсь, сэр! – Шон с готовностью вскочил. – У нас еще куча времени, вернемся и до обеда почистим столы.

      – Кто тебе сказал, что мы идем домой? Мы идем искать грека.

      – Но послушай, Дафф…

      – Послушаю позже, пошли.

      Они направили лошадей к «Светлым ангелам» и, оставив их возле входа, вошли в полумрак таверны. Внимание их сразу привлекла группа людей, сидящих за одним столом. Спиной к ним сидел грек – пробор на его маслянисто-черных вьющихся волосах был словно проведен мелом по линейке. Шон перевел взгляд на двоих, сидящих напротив. Оба евреи, тут ошибки быть не должно, правда на этом сходство между ними кончалось. Тот, что помоложе, – тоненький, с гладкой, обтягивающей скулы смугловато-оливковой кожей, ярко-красными губами и мягким взором светло-карих глаз с длинными девичьими ресницами. Рядом с ним – человек с изначально слепленной, похоже, из воска фигурой, которую подержали рядом с жарким огнем. Плечи опущены так, что и на плечи-то не похожи, туловище как груша – и эта оплывшая конструкция, по-видимому, с большим трудом держит на себе огромную куполообразную, как башня Тадж-Махала, голову. Голову венчала прическа а-ля брат Тук[31], волосы не закрывали ушей. Но вот глаза – эти мерцающие желтоватые глаза – в них не было ничего забавного.

      – Градски, – прошептал Дафф.

      Выражение лица его мгновенно преобразилось. Сияя улыбкой, он направился к их столику:

      – Здравствуй, Никки. А я думал, мы с тобой сегодня встречаемся.

      Грек быстро повернулся к нему на стуле:

      – Мистер Чарливуд, простите меня, я опоздал, меня задержали дела.

      – Ну да, я вижу, лихих разбойников в наших лесах полно.

      От Шона не укрылось, что краска хлынула в лицо Градски и тут же схлынула.

      – Ну как, продал? – спросил Дафф.

      Заметно нервничая, грек кивнул:

      – Простите, мистер Чарливуд, но мистер Градски заплатил мою цену, причем наличными, и даже не торговался!

      Дафф оглядел остальных сидящих за столом:

      – Здравствуй, Норман. Как дочка?

      На этот раз краска залила все лицо Градски. Он открыл было рот, пару раз щелкнул языком, потом снова закрыл.

      Дафф улыбнулся и перевел взгляд на молодого еврея:

      – Ну скажи хоть ты, Макс, вместо него.

      Тот потупил светло-карие глаза.

      – У дочери мистера Градски все хорошо, – сказал он, обращаясь к крышке стола.

      – Слышал,

31

Имеется в виду монах Тук, соратник Робин Гуда.