Когда пируют львы. И грянул гром. Уилбур Смит

просто давно меня не видела, забыла наверно, – сказал Шон и снова повернулся к Аде.

      – Ничего подобного, – прошептала Одри, но так тихо, что ее никто не услышал. Грудь ее переполняли нахлынувшие чувства.

      – Садись, Шон. – Ада подвела его к большому креслу как раз напротив камина.

      На каминной полке стоял дагеротип с изображением Уайта.

      – Сейчас налью тебе чашечку чая.

      – Может, лучше пива, а, мама? – сказал Шон и опустился в кресло.

      – Конечно, сейчас принесу.

      – Нет! – вскочила Одри и быстро направилась к кухне. – Я принесу!

      – Пиво в кладовке, Одри! – крикнула Ада в спину девушке, а потом обратилась к Шону: – Такой милый ребенок.

      – Посмотри внимательнее, мама, – улыбнулся Шон. – Она давно уже не ребенок.

      – Жаль, что Гаррик… – начала Ада и тут же осеклась.

      – Что – Гаррик? – спросил Шон.

      Она секунду молчала. Ей было жаль, что Гаррик нашел себе не такую девушку, как Одри, а…

      – Да нет, ничего, – сказала она и села поближе к нему.

      – Кстати, от Гаррика никаких новостей больше не было? – спросил Шон.

      – Нет, пока не было, но мистер Пай говорил, что через банк прошел чек: деньги были обналичены в Кейптауне.

      – Ого, даже в Кейптауне? – Шон вскинул бровь. – Наш мальчик решил ни в чем себе не отказывать.

      – Да, – согласилась Ада, припомнив сумму, обозначенную в чеке. – Это уж точно…

      Вернулась Одри с подносом, на котором стояла большая бутылка и стакан. Она подошла к Шону. Тот прикоснулся к бутылке: холодненькое.

      – Наливай поскорей, красотка, – подбодрил он ее, – умираю от жажды.

      Первый стакан он осушил в три глотка. Одри налила еще, и с полным стаканом Шон поудобнее устроился в кресле.

      – Ну а теперь, – сказала Ада, – рассказывай.

      В атмосфере теплого радушия – мышцы приятно побаливают, ладонь холодит стакан с пивом – и рассказывать было приятно. Он и подумать не мог, что о своих приключениях может говорить хоть до утра. Тем более что стоило ему хоть на секунду умолкнуть, как Ада или Одри задавала вопрос, и рассказ лился рекой дальше.

      – Боже мой, – ахнула наконец Одри, – уже совсем темно! Мне надо бежать!

      – Шон, – сказала Ада, вставая, – ты не проводишь девушку домой? Мало ли что…

      Они шли рядышком в полумраке, под кронами огненных деревьев. Молчали, потом Одри заговорила:

      – Шон, а ты все еще влюблен в Анну?

      Вопрос прозвучал ни с того ни с сего, и Шон, как всегда в таких случаях, разозлился. Открыл было рот, чтобы сказать ей что-нибудь резкое, но вовремя остановился. Вопросик-то правильный, хотя и непростой, даже щекотливый. А был ли он в самом деле влюблен в Анну? Раньше он никогда не думал об этом и теперь вертел вопрос в голове, разглядывая его со всех сторон, чтобы дать правдивый ответ. И вдруг на душе стало легко – отвечая ей, он улыбался:

      – Нет, Строберри Пай, нет, я никогда не был влюблен в Анну.

      Тон он выбрал правильный – сразу видно было, что не врет. Сердечко у