Гуляйполе. Игорь Болгарин

Жизнь в Новороссии была очень дешевой, но когда в семье пятнадцать ртов, всегда «мало».

      Учителя ропщут, жалуются на бедность. Свое недовольство державой, «гнилым царизмом» они не могут скрыть от сметливых крестьянских детей.

      Рабочий день на шахтах, под землей – четырнадцать часов и более. С одним выходным в неделю. Конечно, владельцы открывали театры, бесплатные библиотеки, больницы. Да и платили неплохо. Но к тридцати годам шахтер – больной и изработавшийся человек. Если не полный инвалид. В горячих цехах вовсю трудились подростки. Они получали втрое меньше взрослых, а норма выработки была почти такой же.

      Недовольны были даже аристократы черного труда – машинисты, мастера, краснодеревщики, модельщики, лекальщики. Они могли прокормить семью, состоящую из дюжины человек, но не были в состоянии дать детям образование, помочь им выйти в люди. Латифундисты, успешно завоевавшие европейский сельхозрынок, ввели такие же строгости, как и у заводчиков. Шестнадцатичасовый рабочий день. И штрафы за малейшие нарушения. А куда денешься? Кругом подпирает народец, ищущий хоть какой-никакой работенки. Да и свои дети нуждаются в работе. Для справки: за двадцать лет царствования Николая Второго население России выросло почти на пятьдесят миллионов человек. Прирост составлял два с половиной миллиона в год. Россия молодела.

      А страна с избытком молодежи, желающей, но не имеющей возможности получить достойное образование и приличный заработок, обречена на революционное брожение. Если же вооружить молодых людей – то на неизбежную революцию. А вооружает, как известно, война. Только, увы, это не было ведомо монарху и его окружению.

      В России, переполненной ищущей своего места в жизни молодежью, пока лишь брожение. Робкие «факелы» в помещичьих усадьбах. Маевки с громкими зажигательными речами и тихими, шепотом, вопросами о револьверах и берданках. В Новороссии до поры вроде было совсем глухо. Все-таки от голода никто не мучился. Но что-то зрело, что-то зрело! Память о предках-бунтарях была еще жива в сердцах народа.

      Вот ведь незадача: и жить невмоготу, и потрясти Россию боязно. Ещё в старину казацкие старшины, поначалу поддерживавшие восстания, вскоре, должно быть, осознали гибельность бунта. Потому и застрелили Булавина, выдали Разина и Емельяна Пугачева.

      А если опять попробовать?

      В Новороссии марксистская революционная идея, слишком сложная для понимания в столь разнородной среде, не могла привиться, разве что в больших индустриальных городах, но их было не так уж много. Основная масса народа жила в селах, на хуторах, в поселках или местечках, горожанами которых стали вчерашние крестьяне. Им пришлись по душе ясные, сливающиеся с древней мечтой о воле и равенстве, анархические идеи. Они были доступны даже самым малограмотным. Так начала зарождаться анархическая республика. И не на Дону с его уже сложившимся патриархальным укладом, с выборными атаманами, верно служившими царю, а у днепровских порогов, у развалин