Дотянуться до престола. Алекс Кейн

на соседний двор к одной девке бегает.

      – И что нам с того?

      – Ты, батюшка, никак запамятовал? Я ж через забор от Шереметева живу. Вот и сказываю: конюх мой девицу ихнюю обхаживает, а та приставлена к младенцу для присмотру. В комнате его прибирается, ставенки распахивает, да мало ли чего.

      Мстиславский замер, блеклые глаза его загорелись, дряблые щеки затряслись.

      – А ведь и верно, ты ж с тем двором соседствуешь! Добро, Борис Михалыч, пусть так оно и будет. Обскажи свому холопу, что делать надобно, ну, а мы с тобой сочтемся, чай не впервой. С Божьей помощью нам…

      Испуганные крики гостей помешали ему договорить. Федор Иванович поднял голову и побледнел. Трубецкой стоял у стола, судорожно ловя ртом воздух, в одной руке он держал чарку с вином, другую прижимал к горлу. Глаза его, казалось, вот-вот вылезут из орбит, лицо покраснело, вены на висках вздулись. Он медленно поставил чарку на стол, зашатался и рухнул на пол.

      Гости вскочили, окружили упавшего князя, пытаясь ему помочь. Раздались крики:

      – Яд! Потрава!

      У Мстиславского задрожали губы. Господи, даже подумать страшно, чем может грозить ему отравление Спасителя отечества! Он расправил плечи и шагнул к толпе. Решительно развернув к себе стольника, все еще в растерянности стоявшего рядом, он закричал:

      – Негодяй! Сказывай, что подложил в вино князю!

      Тот упал на колени, лицо его от страха перекосилось и пошло пятнами.

      – Батюшка, милостивец, и в думках не имел! Клянусь, не я это, не я!

      – А кто?!

      Боярин рывком поднял стольника за шкирку, схватил стоявшую на столе чарку Трубецкого и сунул ему в руки.

      – Пей!

      – Федор Иваныч, отец родной, смилуйся! – заголосил холоп, но Мстиславский был непреклонен, ему надо было кого-то покарать.

      – Пей, убивец, али сей же час в медвежью яму брошу!

      Несчастный дрожащими руками поднес чарку к губам, расплескивая вино на новую шелковую рубаху. Гости зашумели, присоединяясь к приказу хозяина.

      После трех глотков взгляд стольника затуманился, рот раскрылся, чарка выпала из ослабевших рук. Сделав несколько судорожных вздохов, он повалился на пол рядом с тяжело дышавшим Трубецким. Все разом замолчали, глядя на распростертое тело. Федор Иванович брезгливо ткнул слугу сапогом в бок и вынес вердикт:

      – Сдох, паскудник.

      И тут же обернулся к челядинцам, в страхе толпившимся у дверей крестовой палаты. Впереди других стоял невысокий кряжистый мужичок с квадратной, словно лопата, бородой. Лицо его было белее снега, темные глаза с ужасом смотрели на лежащих.

      – Ну, что замерли?! – в ярости заорал Мстиславский. – Запрягайте немедля! Князя домой, и в Китай за лекарем. Быстрее, сволочи, быстрее, а то всех велю на конюшне сечь до смерти!

      Через пять минут Трубецкого уложили в сани, и возница погнал лошадей на Никольскую.

      Глава 9

      Прошка, холоп Федора Мстиславского, вышел из поварни и осторожно подошел к воротам в частоколе, окружающим двор. (По весне боярин планировал поставить каменную ограду,