Дотянуться до престола. Алекс Кейн

застал у него Трубецкого и поведал обоим о плане подмены мальчишек. Князья, снесясь с Шереметевым, попытались схватить таинственного «Гришку», но тот вырвался и дал деру, оставив в руках преследователей маленького Алешу.

      – Эх, жаль, вечор того стервеца не поймали, – вздохнул Федор Иванович. – А все твои, князь, челядинцы. Уж до чего нерасторопны!

      – Не беда, – отмахнулся Пожарский, запустив руку в густую кудрявую шевелюру, – дознаемся.

      – Давайте-ка, други, помыслим, что нам ныне вестно учинилось. – Трубецкой встал и прошел по комнате. С минуту постоял, разглядывая обитую дорогим красным сукном стену.

      «Надобно вычислить негодника, что это дельце с подменой мальца замыслил. Ох уж эти бояре, так и норовят к венцу подобраться. Как освобождать их из полона, так Трубецкой, а как речь о державе, так обо мне и позабыли. А разве ж я не заслужил? Москву осадил позапрошлым летом, когда о Пожарском еще никто и не слыхивал! А из Китай-города кто ляхов нонешней осенью выбил? Кто живота не жалел, ведя дворян и казаков на приступ? Кому „за многие службы, за храбрость, за правду и за кровь“ Шенкурск с землями в удел пожалован?»

      Дмитрий Тимофеевич с негодованием посмотрел сквозь разноцветные стеклышки окна на широкий двор. Как тихо, мирно. Было бы так, если б он полтора года не держал поляков в осаде? Нет, конечно. Ему, ему Русь обязана своим избавлением! Уж кто, казалось бы, больше его заслужил царский венец? Так нет же! Половина Земского собора кричит Мишку Романова, другая – Петьку-подкидыша, а бояре, змеи подколодные, сами к престолу рвутся. А разве они землю родимую спасали? Они за нее кровь проливали?! И даже казаки, слуги верные, по большей части отвернулись. Кто-то за князя Черкасского, кто-то – все за того же Романова. А его, Трубецкого, шансы тают на глазах.

      – Че сказывать-то сбирался, Дмитрий Тимофеич? – прервал его размышления Пожарский.

      – А? Да вот мыслю, малец у нас, стало быть, можно его порасспрошать.

      Шереметев, привычно уткнув щеки в жемчужный ворот-козырь, фыркнул:

      – Да кого там расспрошать? Дитя неразумное, из-под лавки не видать. Только и бормочет «маменька» да «маменька».

      – Во-от, – кивнул Трубецкой, – а у маменьки-то имя, поди, есть. Вот и дознайся.

      – Спрашивал, сказывает, Мария.

      – Пречистая? – встрепенулся Пожарский.

      – Да ну, князь, мало ли Марий на белом свете. Могет, так матушку его и кличут.

      – А самого-то мальца как звать?

      – Молчит, не ответствует. Видать, подучил кто. Думайте, братцы, думайте. – Шереметев перекрестился на иконы в красном углу и снова обернулся к собеседникам. – Это должон быть кто-то из верхних бояр, нам ровня, с сынком такого возраста и женой по имени Марья. Никто на ум не приходит?

      – Васька сказывал, тот стервец Гришкой Потаповым назвался, – напомнил Пожарский. – Как прибег ко мне вчерась, так мы с Дмитрием Тимофеичем и обомлели. Это ж надо такое удумать – мальцов поменять!

      – Да помню я, помню, – отмахнулся Федор Иванович. – Запамятуешь тут, когда вы как оглашенные ко