Триумф графа Соколова. Валентин Лавров

с грустью покачал головой:

      – Горький только недавно вернулся в Россию, но, трепеща от гнева, на каждом углу восклицает: «Если грядет война, то самым страшным проклятием станет русская победа! Дикая Россия навалится стомиллионным самодержавным брюхом на просвещенную Европу!»

      – Алексей Максимович, как многие другие интеллигенты, забывает, что благодаря этому «проклятому самодержавию» живет припеваючи, – сказал Джунковский.

      Соколов охотно согласился:

      – Да, у Горького маниакальная страсть воспевать воров и убийц. Его герой – бездомный босяк. А сам Алексей Максимович раскатывает по лучшим курортам мира, купил дворец в Сорренто, где привечает большевистскую верхушку.

      – Зато этого Горького российская интеллигенция только что на руках не таскает, превозносит выше небес, – заметил Бунин. – Он, безусловно, очень талантлив, но талант его какой-то изломанный…

      К столу подошел Куприн. Он обнял сзади за плечи Соколова, пробормотал:

      – Граф, ты красив и знаменит, а меня дамы любят больше!

      – Поздравляем! – рассмеялся Соколов. – И кто очередная жертва твоих чар?

      – Имя назвать не могу, это нескромно. Лишь откроюсь, что это знаменитая графиня, юная красавица!

      – И она уже лобызала тебя?

      Куприн уклончиво отвечал:

      – Мы не торопимся к вершине амуровых страстей. Пока графиня приказала накрыть для нас роскошный стол.

      – Счастливец!

      Куприн поцеловал в щеку Соколова, с чувством воскликнул:

      – Я тебя люблю! – и уже обращаясь ко всем: – А жизнь сыщику я спас, это точно. Я отговорил его лететь с Чеховским… – и, малость пошатываясь, отправился восвояси.

      Шаляпин с некоторым изумлением и восторгом проговорил:

      – Вот настоящий русский человек: и талантлив, и бесшабашен. Ведь сколько раз он летал с Уточкиным!

      Градоначальник под облаками

      Соколов взглянул на Джунковского:

      – Владимир Федорович, а вы ведь тоже летали с Уточкиным. И как там, в небе?

      Джунковский сделал руками движение, обозначавшее: этого не понять, это самому испытать надо! Но вслух произнес:

      – Во второй половине апреля десятого года в Московском техническом училище открылась выставка по воздухоплаванию. Интерес у нас к воздухоплаванию, сами знаете, громадный. Одновременно с выставкой на скаковом поле Ходынки устраивали пробные полеты бипланов. Публики ходило много, а тут вся Москва собралась: «Ура, сам Уточкин летит!»

      Признаюсь, мне давно хотелось в небе побывать. Я прикатил на Ходынку и к Уточкину:

      – Сережа, жажду с тобой в небо подняться!

      Тот в ответ самым обыденным тоном, словно в трактир к Егорову собрались на блины:

      – М-милос-сти п-прошу! З-забир-райтесь сюда. Т-только крепче держитесь.

      Биплан Уточкина был системы «Фарман». Весил он тридцать пудов, наибольшая скорость – чуть меньше ста верст. Передовая