Триумф графа Соколова. Валентин Лавров

отказало, мотор заглох, и Чеховской с бо-ольшим трудом сел.

      – А я при чем? – Соколов с трудом сдерживал смех.

      – Да ведь коли бы ты тоже полетел, то аппарат не выдержал бы твоего веса, вы вместе с покойным Чеховским непременно грохнулись бы.

      Соколов рассмеялся, обнял этого талантливого человека и выдумщика с монгольским разрезом глаз. Куприн отправился к себе – догуливать.

      Соколов поманил пальцем лакея:

      – Вот тебе ассигнация! Угости Александра Ивановича по первому разряду. Только не говори, кто его угощает. – Вдруг Соколов весело рассмеялся: – Впрочем, скажи: «Очаровательная дама высшего света, молодая и в бриллиантах, молвила: дескать, я большая поклонница великого таланта Куприна. Я его люблю и отдамся при случае». Понял? Выполняй!

      «Буду пить»

      Очередь наконец дошла до Гарнич-Гарницкого.

      – Заждались, Аполлинарий Николаевич! Вся компания в сборе, только вас ждем.

      Он провел сыщика к столу. Тут под люстрой, бросавшей яркий свет, сидели Джунковский, Шаляпин, поэт Бунин.

      – Опоздавшему штрафной бокал редерера, – пробасил Шаляпин, уже бывший малость навеселе. – Пьем за могучий народ русский, явивший свету графа Соколова.

      – Такого богатыря бокал шампанского не возьмет, – улыбнулся Бунин. – Тут кубок полуведерный нужен.

      – Сие зверское предложение отвергаю категорически! У меня скоро со Штаммом встреча по английскому боксу в Кракове. Так что многого себе не позволяю. А бокал – отчего не принять?

      – Давно ли вы, Аполлинарий Николаевич, этого Штамма под орех разделали? Ведь мы были в Манеже, видели, как вы бахвала на пол уложили, – улыбнулся Бунин.

      – Самые громкие триумфы рано или поздно кончаются, и почти всегда в последнем бою – фиаско. Таков закон природы. Мне, увы, уже давно не двадцать. – Соколов решительно добавил: – Аппетит я нагулял изрядный. Как говорит наш приятель Горький, голоден зверски.

      Бунин поднялся с бокалом в руке:

      – Лет семь назад, находясь у Горького в солнечном Сорренто и в пасмурном душевном состоянии, ибо пришло разочарование в очередной любви, я написал стихотворение «Одиночество». Позволите всего лишь несколько строк из этого стиха?

      – Просим, просим! – поддержали гости.

      Сильным, словно звенящим голосом поэт прочитал:

      И ветер, и дождик, и мгла

      Над холодной пустыней воды.

      Здесь жизнь до весны умерла,

      До весны опустели сады.

      Я на даче один, мне темно

      За мольбертом, и дует в окно…

      Мне крикнуть хотелось вослед:

      «Воротись, я сроднился с тобой!»

      Но для женщины прошлого нет:

      Разлюбила – и стал ей чужой.

      Что ж! Камин затоплю, буду пить…

      Хорошо бы собаку купить.

      Бунин превосходно читал свою поэзию.

      – Прекрасные стихи, – восхитился Шаляпин и захлопал в ладоши.

      Остальные поддержали певца.

      – Правильно, будем пить! –