Дом последней надежды. Карина Демина

реденькие волоски, сбитые в такую же редкую бородку. Я видела все уродство этого человека и… ничего не могла поделать.

      Сердце мое ухнуло куда-то в пятки.

      А силы ушли на то, чтобы не позволить телу свернуться жалким комком…

      Я поймала взгляд второго, и что-то свистнуло у самого моего носа, а затем раздался крик, громкий, преисполненный боли… и я очнулась.

      Их по-прежнему было двое, чужаков, дерзнувших переступить порог нашего дома, но теперь старший сидел, баюкая правую руку, и выл. А младший катался, пытаясь уйти от тычков палкой. Араши скакала вокруг и, тыча в него деревянным – слава всем богам, что деревянным, – мечом приговаривала:

      – Будешь еще кидаться камнями, дрянной мальчишка, будешь…

      – Оставь его, – попросила я, понимая, что еще немного, и просто-напросто упаду. Я не сделала ничего, что должна бы, однако и это «ничего» забрало все мои малые силы.

      Араши застыла и, плюнув на поверженного врага, отступила.

      – Если вздумаете вернуться, я побью вас снова, дерьмо вы собачье! – сказала она громко, и Юкико торопливо зажала ушки ладонями.

      Почему-то этот жест, по-детски искренний и все-таки нелепый, заставил меня рассмеяться. И смех мой подхватили. Голос Кэед звучал как колокольчики.

      Хохотала Шину, утирая слезы то ли боли, то ли радости… и робко улыбалась снежноликая Юкико. И даже наша Мицухито, выглянувшая на шум, позабыла о слезах… И Араши тоже смеялась, громко и по-мужски хлопая ладонями по бедрам.

      – Вы… – старший покраснел до кончиков ушей, – вы за это поплатитесь… я пойду к Наместнику… я скажу…

      – Что тебя побила девчонка, рыбозадый? – этот громкий голос оборвал смех. – Прошу прощения, госпожа…

      Старший поднялся, все еще держа руку. Перелом? А хоть бы и так. Он сюда не с миром шел, и будь сила на его стороне, нам пришлось бы туго.

      – Не стоит, господин Хельги… а вы, молодые люди, послушайте и, если получится, подумайте над моими словами. – Я выступила и спрятала руки в широких рукавах домашнего платья. – Вы здесь говорили много… всякого… не только о нас, но и о Наместнике, да продлят боги его час на земле…

      Хельги выразительно хмыкнул и руку с меча не убрал.

      – …и шестеро готовы повторить слова перед любым из его судей…

      – С-сука…

      – Полегче! – Широкая ладонь Хельги мазнула по бритому затылку. – Продолжайте, госпожа…

      – И они подтвердят, что говорим мы правду. А согласно уложению от Каннаши, хула на Наместника либо же иного чиновника, назначенного князем, есть хула на самого князя и повинна быть наказана… – Язык мой легко вывязывал слова.

      – Понятно? – Хельги поднял обоих ублюдков и, хорошенько встряхнув, добавил: – А вздумаете докучать госпоже, я вам попросту яйца отрежу. Сам, без уложений и судей.

      Не знаю, что именно произвело большее впечатление, моя ли речь или угроза тьеринга, но гости наши спали с лица. И не возражали, когда тьеринг вышвырнул их за забор. После огляделся, присвистнул и сказал:

      – Тут бы у вас оградку починить…

      – Пожалуй,