Дом последней надежды. Карина Демина

острове тьерингов. Еще когда меня не было… говорил, что они хорошие воины.

      Горел огненный камень под горшком, грелась вода, в которой уже плавали тонкие стебли травы ниму. И стало быть, на ужин у нас вареный рис.

      Есть, говоря по правде, хотелось.

      – А еще говорил, что у них совсем нет женщин… те, которые на острове, не живут долго, поэтому тьеринги раньше их и воровали.

      Юкико ахнула, приложив ладони к животу.

      – Но когда их князь к Императору служить пошел, то подписал договор, чтоб, стало быть, женщин они не крали больше, а брали по-честному, если, конечно, кто отдать захочет.

      – Кто ж отдаст дочь тьерингу? – Шину отмерила миску риса. Мыла она его неспешно, перебирая зерна крупными пальцами.

      – Не скажи… отдадут… в Веселый квартал же отдают, так отчего б и тьерингам не отдать? Они богатые…

      Юкико тяжко вздохнула и, отломив ниточку сушеной водоросли, сунула в рот. Она посасывала ее, жмурясь от удовольствия, и, редкий случай, выглядела вполне счастливой.

      – Вот поглядишь, еще к нам явится…

      Как ни странно, предсказание это сбылось, но вовсе не так, как предположила Араши.

      Этот день ничем-то не отличался от прочих.

      Пробуждение.

      И мучительное ощущение неподатливого чужого тела, которое сегодня отказывается повиноваться. Всякий раз мне приходилось делать немалое усилие для того, чтобы пошевелить пальцем. Но я справлялась.

      И справилась сегодня.

      Умывание.

      Расчесывание. И гребень в руках нашей единственной оннасю скользит по волосам, унося тревоги.

      Завтрак в одиночестве.

      Знакомая тишина дома. Сад и работа в нем, которая успокаивала Иоко. Странное дело, прежде я никогда не испытывала желания возиться с растениями.

      Моя секретарь разводила на подоконнике фиалки, которые вскоре переселились с ее подоконника на другие, норовя захватить все прочие свободные. Она как-то пыталась мне объяснить, но… не видела я красоты в розетках листьев, в цветах темных или бледных, одинаково немощных. А вот здесь… здесь одно лишь прикосновение к земле наполняло тело силой, а душу – странным покоем.

      Крошечные деревца в тесных кадках.

      И каменная дорожка. Россыпь кислицы темно-лилового цвета. Трава, которая оказалась не просто травой, а… я не понимала и половины премудростей, но руки помнили дело, голова же наслаждалась покоем. Теперь я понимала, что в моей прошлой жизни мне не хватало именно времени наедине с собой.

      Постоянный бег.

      Вечные попытки кому-то что-то доказать… страх не успеть, провалиться… и мгновения тишины, наполненные тихим шелестом воды о камни. Влажная трава. Мягкая темно-рыжая земля, по которой бамбуковые палочки рисовали узоры… беседка и чай, который приносила девочка.

      – Ты выбрала себе имя? – спросила я, устраиваясь на берегу.

      – Нет, госпожа. Их слишком много… и все такие красивые. Но я выберу! Честное слово!

      Я сидела на траве, больше не заботясь о том, что помну кимоно. Это было домашним и, несмотря