Возглас. Владимир Бойков

шапито.

1968 – 1969

      Дорожная тетрадь

      Э. Шиловскому

      I

                Невозможно много за ночь

      перечувствовано мной.

                Внятна эта несказанность

      изморози кружевной.

                С отрезвляющим апрелем

      разлететься в светлый дым

      тонким этим акварелям,

      наслоеньям ледяным.

                Совершится неизбежный

      четвертей круговорот,

      и туман узора нежный

      на мгновенье оживёт.

                Исчезая, он заплачет –

      грянет струйки тонкой трель.

                Декабрём был образ зачат,

      а сотрёт его апрель.

                Через пальцы просочится

      с подоконника вода.

                Только чистая страница,

      может, явит иногда

      вихрем мысленных материй

      в голубиной воркотне

      город белый, белый терем

      с белым обликом в окне.

      II

                В монотонные просторы,

      в столбовые провода

      наши с вьюгой разговоры

      затянулись без следа.

                За страницу белых стёкол

      в масляный гляжу глазок,

      слышу, слышу, как зацокал

      белкой серою лесок.

                Времена чем невозвратней,

      тем в помине голубей.

                Поднимаю с голубятни

      стаю белых голубей.

                Понемногу с каждой птицей

      набираю высоту.

               Лишь бы им не утомиться,

      не исчезнуть на лету,

      лишь бы только передали,

      что их движет изнутри!

                И в неведомые дали

      пропадают почтари.

                Не хозяин я теперь им,

      как и не жилище мне

      город белый, белый терем

      с белым обликом в окне.

      III

                Истощились снегопады,

      и утишились ветра.

                Только дворницкой лопаты

      шорох слышится с утра.

                Простираясь недалёко,

      мысли зримые тихи,

      и мгновенна подоплёка

      вдоха-выдоха в стихи.

                Бог ли дали мне зашторил

      серебристою тоской?

                Наяву я грежу что ли?

                Жду ль кого-то день-деньской?

                Мимолётность – лейтмотивом

      всякого черновика.

                Иней в окнах – негативом

      писанного на века.

                Задержавшемуся мигу

      удосужив свой кивок,

      я вникаю в эту книгу

      и в застрочье, и меж строк,

      где пробелом между делом

      неизменно явен мне

      город белый, белый терем

      с белым обликом в окне.

      IV

                Запропали где-то вихри –

      позади иль впереди…

                Хруст шагов – чужих, своих ли –

      душу только бередит.

                Гвоздь ко всякому