1812: Репетиция. Генрих Эрлих

не боявшийся ни медведя, ни кабана, ни любого вооруженного противника, ни самого Павла Петровича на вахтпараде, робел в присутствии гражданских лиц, будь то женщины или чиновники. Робость он, как водится, скрывал нарочитой грубостью и нахрапом, но после первой же отбитой лихой кавалерийской атаки сникал. С женщинами было проще, умиленные его робостью и богатырской фигурой, они быстро меняли гнев на милость и сами шли навстречу его желаниям. Чиновники, выстояв, начинали изгаляться.

      – Кто вы такой, сударь? – грозно приступил Соловьев. – И какого черта вы здесь делаете?

      Мужчина, как не слыша, сделал пару неторопливых шагов, в который раз обозрел окрестности с лежащими телами солдат, изнемогшими в борьбе с зеленым змием, презрительно скривился, потом обернулся, обвел Соловьева внимательным взглядом, отметил порванный плащ, распахнутый верх сюртука с недостающими пуговицами, демонстративно помахал рукой в тонкой лайковой перчатке, разгоняя свежие водочные пары, покачал головой, неодобрительно и осуждающе, и, наконец, ответил, как бы снисходя:

      – Следую по срочному делу в ставку главнокомандующего. Соблаговолите пропустить через вашу часть.

      – Не имею к этим разгильдяям никакого отношения, – встал в защитную стойку Соловьев, но тут же, опомнившись, продолжил допрос: – По какому такому срочному делу?

      – А вот это уже не вашего ума дело. Я не собираюсь обсуждать дела государственной важности неизвестно с кем.

      – Штабс-ротмистр Соловьев, – козырнул Соловьев и чуть было не пустился в объяснения, кто он такой и что здесь делает.

      Но неизвестный не предоставил ему такой возможности.

      – Штабс-ротмистр… – несколько пренебрежительно протянул он. – Какие-либо разъяснения я готов дать только старшему офицеру. Если сочту это необходимым, – добавил он тихо и тут же, резко повысив голос: – Соблаговолите проводить! Я спешу! Очень спешу!

      Старшим офицером в команде был как раз Соловьев, но он уже устал бороться с этим сердитым чиновником. «Кармазин разберется, – успокоил он себя. – Он из него все вытрясет, и имя, и подорожную, и все его секретные дела».

      – Прошу следовать за мной, – сказал он коротко.

      По дороге Соловьев заглянул на офицерский бивак. Полянка пламенела красным, это денщики растирали снегом обнаженные по пояс тела. Тела стояли и кряхтели. Нормально! Не слезая с лошади, Соловьев свесился, отбросил ветки со своей заначки, рывком поднял бочонок с водкой, водрузил перед собой – законный трофей! С унтер-офицерского бивака доносился хриплый мат-перемат, впереди хлопнул пистолетный выстрел. Все шло своим путем, полк оживал. Соловьев нагнал карету и поскакал вперед, указывая дорогу.

      Он вернулся к мыслям о превратностях судьбы, сведшей его со старыми друзьями. Ему было невдомек, что Судьба закрутила более затейливую интригу, приведя в то же место еще одного человека, которому была назначена важнейшая роль. Известить его об этой роли Судьба, как водится, не позаботилась, так что он, ни о чем пока