1812: Репетиция. Генрих Эрлих

никакой культуры, никакой тонкости обращения, поди и французского не знает, весь расхлюстанный, глаза красные, воспаленные, наверно, всю ночь водку пил или в карты играл, или то и другое вместе. Обычное для них времяпрепровождение! А Наполеон с главными силами всего в двух дневных переходах. Вместе со старой гвардией, с ворчунами. Как они маршировали на последнем параде в Варшаве! Загляденье! Куда этаким против них. Хотя бы гвардия была. А так учинят французы разгром почище Аустерлицкого. А нам потом улаживай, мир заключай, сохраняй лицо при битой морде. Эх, грехи наши тяжкие!»

      Глава четвертая

      Какая гадость!

      Кармазин посмотрел в створ дороги, утекавшей на запад. Пусто. Он перевел взгляд на тракт. По нему к перекрестку приближалась крытая крестьянская телега, запряженная широкогрудым битюгом с безобразно мохнатыми ногами. Рядом степенно вышагивал немолодой, долговязый бауэр и курил на ходу трубку. «Этого-то куда черти несут?» – подумал Кармазин.

      Беженцев на этой войне не было. То есть король с королевой и двором бежали, конечно, от Бонапарта, но им было куда бежать. Немецкие же крестьяне, больше похожие на наших богатых дворян-однодворцев, никуда не бежали. Некуда и незачем. Им-то ничего не угрожало, ни их жизням, ни их семьям, ни их имуществу.

      Нет ничего хуже, чем воевать на земле союзников! То ли дело на земле неприятеля! Все вокруг чужое, все законная добыча, и не последнюю же рубашку снимаем, а берем необходимое нам – дома для постоя, лошадей, телеги, еду, вино и женщин. С местными жителями при этом и конфликтов особых не бывает, отдают если не с радостью, то с готовностью и пониманием, потому что многое на своем веку видали и знают, что бывает много хуже, когда вместо нас, добряков, приходят всякие австрийцы или шведы.

      На родной земле повоевать не довелось, такое и в кошмарном сне привидеться не могло, но в теории на родной земле воевать тоже сподручно. Все вокруг свое, с детства знакомое, и люди свои, они же, родные, последнюю рубашку с себя снимут и тебе отдадут, если это поможет одолеть супостата. А вот союзники!.. Мало того что волком на тебя смотрят, как будто мы тут для собственного удовольствия кровью своей земли их удобряем, а не сражаемся за их свободу. Так еще и не возьми ничего! Пять дён назад перед строем в который раз зачитывали приказ главнокомандующего о мародерстве. Сразу видно, что немец писал. Все по параграфам разложено, что есть мародерство. Там многое такое перечислено, что в России даже за кражу не считается, за что даже не бьют, а если бьют, то несильно. А тут – мародерство со всеми вытекающими последствиями. Собственно, последствие одно-единственное, смертная казнь, самая позорная – повешенье.

      Так размышляя, Кармазин наблюдал за приближающейся телегой. В ней нарисовалась расфуфыренная бауэриха и две молоденьких дочки. Девушки были белесые и анемичные, без огня, их невзрачность не искупалась даже молодостью. Мамаша и то была лучше. Она подняла к груди руки, упрятанные в большую меховую муфту,