1812: Репетиция. Генрих Эрлих

с Лили устроились у костра егерей и вскоре оттуда стали доноситься взрывы смеха. Солдатам и девкам все нипочем, ни холод, ни голод, ни усталость, когда они сходятся вместе, конечно, а не порознь. Кармазин стоял наособь, посреди дороги, широко расставив ноги и вглядываясь в мутную пелену впереди.

      Снег шел вторые сутки. Крупные мохнатые снежинки медленно падали на землю, укрывая разбитую дорогу и борозды следов на обочине, ложились пушистыми шапками на сухие ветви дубов и лип, прижимая их вниз и делая похожими на родные ели, облепляли кивер и плащ, превращая его в сказочного снеговика.

      «Чисто святочная погода, – подумал Кармазин. – Сейчас бы домой, плюхнуться в сани под медвежью полость да раскатиться к соседу, а там накрытый стол, пир горой, налимья уха, суп из куриных потрошков, запеченная кабанятина, цыплята на вертеле, пироги с вязигой, зайчатиной и капустой, разносолы всякие, водки на любой вкус. Посидеть немного за столом, часика три, а потом на лавку и – спать, спать, спать… – Голова Кармазина стала медленно клониться вперед как те ветки под снежной шапкой, веки устало закрылись, подбородок уперся в жесткий стоячий воротник плаща. – Мир, тишина, покой…»

      – Стой! Куды прешь?! Господин корнет!

      Кармазин вскинул голову, уставился вперед ошалелым и заранее грозным взглядом. На него наплывали две лошадиные морды, между ними, сдерживая, повис на узде вахмистр Неродько, от седел торчали вверх уланские пики, на них обвисали бесформенные фигуры. За ними следовали еще – Кармазин сфокусировал взгляд – четыре куля на лошадях. Первая фигура встрепенулась, пробормотала запекшимися губами:

      – …нский скадрон, дивиз Маркова.

      – Сам вижу, что Маркова, – язвительно сказал Кармазин. Всем им пришлось послужить под началом генерал-майора Маркова, когда тот, до назначения Багратиона, командовал авангардом русской армии. Он им не показался, уж слишком явно отдавал предпочтение своим, пехоте, а гусар держал в черном теле. С тех пор и пошли у них контры с марковцами, которые усугубились соперничеством двух генералов, так что шли они обычно порознь, двумя колоннами, как сейчас. И воевали так же. – У нас таких нет, – добавил Кармазин и, постепенно расходясь, продолжил: – У Багратиона уланы – бравые ребята, всегда впереди, всегда первыми на постой прибывают, ничего другим не оставляют, халупы да объедки. А вы в хвосте плететесь, как брюхатые бабы.

      – Только честь уланскую позорят, – добавил Неродько, презрительно сплевывая, – да одно слово – марковцы, завсегда на нашими спинами жмутся, только с обозами и здоровы воевать.

      Уланы ожили, расправили плечи, подбоченились, пики вниз пошли как при приказе «к бою».

      – Но-но, не балуй! – закричал Неродько. – А то ужо дротики-то ваши повыдергиваем, да об ваши же спины и обломаем. Ребята, ко мне!

      А ребята – четыре егеря из их команды уже тут как тут, прибежали от костра, почувствовав, что дело идет если не к драке, то к какой другой потехе.

      – Ты язык-то придержи! – загрохотал первый улан, откуда и голос прорезался. – Кто третьего дня француза накрыл,