Человек на войне (сборник). Алексей Солоницын

янтарем отливающего на солнце, ароматного и уже на один только взгляд вкусного меда. У Миши слюны полон рот набежал, жидкий мед редко ему приходилось кушать, а он его очень любил. И поставила другую миску, с нарезанными на прямоугольники сотами, налила большую кружку молока и рядом крынку оставила: мало будет, наливай сам, сколько хочешь. Это ж какое лакомство!

      Дядя Григорий ласково посмотрел на растерявшегося перед таким богатством Мишу, погладил по голове и певучим баритоном подбодрил:

      – Кушай, сынку, кушай.

      Крестная развязала узлы, высвободила шаньги и подвинула тарелку Мише.

      – Кушай, Мишенька, у дяди Гриши хороший медок.

      – Бог дал, мэд в этом году есть, – согласился дядя Григорий.

      Однако через некоторое время она с тревогой стала посматривать на крестника.

      – Мишенька, ты много-то не ешь…

      – Та нэхай. Разнотравье дюже полезьний для здоровья мэд, в нем вреда нэма. Кушай, дитятко, кушай, – вступился дядя Григорий за мальчика.

      – Не переел бы, а то плохо станет, – объяснила свое волнение крестная.

      – Тай ти шо, Васылина… Дытына бильш чим трэба, николи нэ зъист.

      Но либо дядя Григорий был слишком большим оптимистом по части Мишиного аппетита, либо Миша чересчур усердным едоком. Плохо ему не стало, однако мимо принесенного от дяди Григория трехлитрового бидона меда потом целую неделю ходил с полным равнодушием, а в первый день даже отворачивался, особенно, когда «макарята», так звала крестная пятерых своих чадушек, усердно лопотали ложками в миске с медом да подначивали младшую Полинку, воображавшую за столом в новой бежевой майке с узкими лямками из черных ленточек:

      – Полин, ты мед-то на шаньгу намазывай.

      – Ага, я намазываю, – рдела Полина и от меда, и от заботы старших братьев.

      – Ты намазывай, Полина, намазывай.

      – Да намазываю я, намазываю.

      – Нет, Полина, ты накладываешь. А медок-то нужно намазывать.

      – А ну, вас, за собой следите. Отстаньте, – и продолжала по-своему.

      Братья на тот случай отстали, но после, стоило Полине в чем-то оплошать, кто-нибудь из «макарят» тотчас объявлял ей разницу между обильным вкушением меда и серьезной работой.

      – Да-а, Полина. Это тебе не мед на шаньгу накладывать.

      Сейчас на месте дома дяди Григория и тети Луши угли да обгоревшие деревяшки и, когда был там Миша, пахло не медом, а залитым костром, мокрыми головешками да сырой золой. Разбомбили фашисты проклятые дом дяди Григория. И пасека тоже сгорела.

      – Ну, падлы, будет вам! – пообещал Микко фашистам.

      У крестной хозяйство сохранилось. И дом, и огород, и корова. Хлеба, как всем, недоставало, но за счет усадьбы держались, голодные не сидели. По весне на поля ходили, вытаявшую картошку собирали и делали из нее «тырники». Картошку мыли, клали под донце, а на донце камни, отжимали мерзлотную влагу, сероватую и пузырчатую. Стекшую жидкость отдавали корове, отжатую картошку толкли и пекли лепешки. А если