ФБ. Ольга Сергеевна Козэль

детской

      больницы. Мне уже ничего не светило – все это понимали, кроме меня. Дети вообще не

      догадываются о таких вещах – в этом еще одна прелесть детства. Отделение было из «тяжелых»,

      умирали в нем часто. Как-то на моих глазах умер трехлетний пацан – играл дома в больницу и

      наглотался таблеток. Я заснула, когда над операционным столом зажглась эта ужасная синяя

      лампа, а, проснувшись, слегка удивилась, что кроватка с прутьями рядом со мной пуста. Лампа

      была выключена, в реанимационном зале полутемно и тихо. «Куда они его дели?» Я приподняла

      голову и увидела на операционном столе очертания коричневых ребячьих ног. «Офигели что ли?»

      Он же проснется и свалится…» Пришли смеющиеся медсестры, завернули пацаненка с головой в

      одеяло, потом еще в клеенку, утащили куда-то, а наутро я познакомилась с Люсей. Я открыла

      глаза – и увидела прямо над собой темные внимательные глаза незнакомой девочки. Девочка

      тряхнула головой – и в глазах моих запорхали светло-коричневые мотыльки. «Снится…» -

      подумала я и вновь зажмурилась. Горячая ладошка погладила мою щёку. «Тебя как зовут? –

      спросил девчачий голос. Я вздрогнула и совершенно отчетливо увидела перед собой девочку лет

      двенадцати – смуглую, очень живую, в красном халатике, смешно пахнущую ирисками. Она

      сощурила слегка раскосые глаза на спинку моей кровати – там была прикреплена бирка с именем

      и диагнозом. – Значит, Оля?» «Значит, Оля!» – повторила я ее слова. «Люся! – раздался позади

      резкий голос медсестры, – А ну-ка марш отсюда!» С тех пор я лежала, повернув голову к входной

      двери. Я ждала Люсю. Но в дверь входили и выходили врачи и медсестры, вносили и выносили

      новых ребят – малышей, отравившихся таблетками, или юных самоубийц, не поладивших с

      родителями, а то и решивших свести счеты с жизнью из-за несчастной любви. Обычно на другой

      день всех их переводили в общую палату – всех, кроме меня. Однажды привезли грудную девочку

      – и я удивилась, почему про таких вот маленьких говорят «кукла». Девочка была совсем не

      похожа на кукол – вся красненькая, с жесткими черными волосиками и почти незаметными

      щелочками глаз она все время плакала. Я слушала ее плач – и думала о Люсе. Внезапно я увидела

      ее – Люся, милая Люся, заглянула на секунду, но смотрела вовсе не на меня, а на этого дурацкого

      пупса. «Он плачет, а ты лежишь…» – произнесла Люся, как мне показалось, с заметной укоризной.

      И исчезла снова. Теперь я, кажется, поняла, что мне нужно делать, чтобы заслужить ее дружбу. И

      просто не могла дождаться, пока малышка снова заплачет. Долго ждать не пришлось. Я поспешно

      поднялась, оттолкнулась от кровати – и тут же рухнула: ноги, отвыкшие за несколько недель от