Жизнь волшебника. Александр Гордеев

Но карточки будто оживляют их. Вспоминаются голоса, жесты, улыбки,

      интимные моменты. А вот уничтожь сейчас эти картонные квадратики, и у памяти не станет опоры.

      Но ведь это – его жизнь. Какая-никакая, а жизнь. Впрочем, она была не совсем уж и плохой. Нет,

      даже не так. Она была по-своему замечательна! Разве плохо, когда ты абсолютно свободен, ничем

      не обременён, когда у тебя нет унижающего ощущения слабости и задолженности? То есть, в

      сущности-то, это было здорово!

      И откуда-то изнутри, кажется, из самой своей основы, Роман ощущает вдруг такой мощный

      потяг к прошлому, что несколько минут сидит озадаченный. Да, да, да! Ему, без всякого сомнения,

      хочется отступить в это своё прошлое, не смотря на то, что оно такое грязное и позорное!

      Давно уже Роман инстинктивно отгораживается от прошлого. По возможности старается даже

      заменить свои старые ботинки, рубашки, куртку. Особенно надёжной заменой кажется ему всё,

      покупаемое женой. Но чёрный пакет – это категория отдельная, не заменяемая ничем. И

      выбрасывать пакет уже не хочется. Ведь это теперь и не скроешь: женский мир вокруг – контурный,

      неопределённый и туманный, каким сделала его встреча с Голубикой – медленно, день ото дня,

      вновь набирает прежнюю плоть, цвет, голоса, осязаемость. Тускнеющее свечение холодноватой

      Ирэн уже не мешает этому миру назойливо и соблазняющее дотрагиваться до души. Как много

      оберегающего света потеряла жена в момент своего ночного признания в нелюбви! Да и он тоже

      немало уменьшил его, всячески приглушая своё чувство, уравнивая его с чувством Ирэн. А тот его

      внезапный спонтанный вопрос: «смог ли бы я «склеить» такую, как она, в ресторане» и вовсе на

      какое-то мгновение отбросил Голубику в общую толпу. Но это мгновение отпечаталось в душе, как

      древний след на камне. Королеву нельзя свергать с пьедестала даже на мгновение. Она после

      этого уже не совсем королева. Теперь же, когда свечения жены остаётся всё меньше и меньше,

      верность Романа держится уже не на любви, а на конструкции убеждений, что смотреть на сторону

      103

      нельзя, что это грязно и непорядочно. Однако конструкция есть конструкция, она ненадёжна и

      зыобка. Вопреки закономерности, что со временем Судьбой начинает представляться и совершенно

      случайный человек, Голубика, напротив, несмотря на их ещё «доисторическое» детское

      знакомство, постепенно перемещается из категории «Судьба» в необязательную категорию

      «случайность». Поэтому не раз уже, взглянув на Ирэн словно со стороны, Роман ловит себя на

      странном недоумении: почему именно с этой женщиной, в этой квартире и этом городе, с этой

      нудной работой на заводе, ему суждено прожить все свои дни до последнего? Разве это уже всё?

      «Успокойся, это Судьба, ты же помнишь её замечательный синий прилив…», – говорит он себе,

      пытаясь вернуться в налаженное русло, а глубинное «я» (второе, истинное «я», по определению

      Серёги)