Тридцатая любовь Марины. Владимир Сорокин

по дворам и улицам.

      Она не верила.

      Жорка тоже не верил, хотя услышал об этом гораздо раньше:

      – Дура, дети от лекарств бывают. А этого никогда не делают. Это как бы ругательство такое… Дураки придумали…

      Но Надя укоризненно оттопыривала рыбью губку:

      – Ты фто! Мне же Мафа гововила, а она в фестом квассе! Не вевишь – не надо…

      Марина верила и не верила. Верила и не верила до той самой НОЧИ.

      Вспоминая предшествующий день, Марина с удивлением обнаруживала новые и новые многозначительные случайности, делающие его особым: Жирная заболела и не пришла, вместо нее была молоденькая светловолосая уборщица Зоя, Васька Лотков сломал себе руку, прыгая с батареи на пол, в кастрюле с компотом нашли сварившуюся крысу с жалко подогнувшимися лапками и белыми выпученными глазами…

      А вечером мать пришла за ней в новом коричневом платье, с новой прической и ярко накрашенными губами.

      Сунув ей шоколадку, она быстро повела к остановке:

      – Пошли, Мариночка…

      В автобусе Марина ела шоколад, шелестя фольгой, мать смотрела в окно, не замечая ее.

      Когда они вошли в свою комнату, там пахло табаком и цветами, которые стояли в синей вазе посреди накрытого стола. За столом сидел широкоплечий светловолосый мужчина в сером пиджаке, пестром галстуке и читал книгу, помешивая чай в стакане. Заметив вошедших, он неторопливо встал и, присев перед Мариной на корточки, протянул большую ладонь:

      – Ааааа… вот, значит, и красавица Марина. Здравствуй.

      Марина протянула руку и посмотрела на мать.

      – Ну, поздоровайся с дядей Володей, что ж ты… – пробормотала мать, странно улыбаясь и глядя мимо.

      – Здрасьте, – сказала Марина и опустила голову.

      – Вот и застеснялись, – засмеялся дядя Володя, обнажив ровные белые зубы.

      – Всегда такая бойкая, а теперь застеснялась, – наклонилась к ней мать. – Идем я тебя покормлю…

      Она стремительно повела Марину на кухню, где в чаду толкались возле плит пять женщин. Все они повернулись и посмотрели на мать, кто-то сказал, что Танечка сегодня очаровательна. Улыбаясь им, мать плюхнула Марине холодного пюре, сверху положила длинный раскисший огурец с огромными белыми семечками:

      – Поешь и приходи. Чаю выпей…

      Процокав каблучками по коридору, она скрылась.

      Марина стала ковырять пюре алюминиевой ложкой, полная Таисия Петровна из четвертой, запахнув полинявший китайский халат, наклонилась к ней, погладила по голове белой от стирки рукой:

      – Мариночка, а кто это к вам приехал?

      – Дядя Володя, – четко проговорила Марина, кусая водянистый огурец.

      Таисия Петровна со вздохом выпрямилась и улыбнулась тете Клаве, переворачивающей рыбные котлеты:

      – Дядя Володя…

      Та слабо засмеялась, отгоняя чад рваным полотенцем.

      Марине показалось, что они знают что-то очень важное. Она доела пюре, огурец кинула в ведро и пошла к себе.

      В комнате было накурено, горела люстра, мать играла «Посвящение», дядя Володя покачивался в