Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу. Юлиан Семенов

не придем. Мы только себя любим, а правда, она не любит болтовни вроде нашей. Она предпочитает либо молчание, либо действие.

      ИСАЕВ. Я как раз собираюсь в чумные бараки.

      ЧЕН. Чумных сжигают по ночам на шпалах. Там много золота – зубы и обручальные кольца…

      ИСАЕВ. Спекулянты везде прелестны рациональной непосредственностью.

      САШЕНЬКА. Зачем вы так? Чен – безвредное существо.

      ИСАЕВ. По-моему, подонок, у него все бриолиновое, брр, какая пакость.

      Вбегает ПОЛОВОЙ.

      ПОЛОВОЙ. Господа! Сюда направляется министр иностранных дел господин Меркулов-младший.

      МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ стремительно входит. Общий поклон.

      Хмуро садится к столу возле Ванюшина, пьет, ковыряет вилкой паштет, снова пьет.

      МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ. Господа, только что в порт вошел атаман Семенов. В городе бесчинствует группа пьяных офицеров из его конвоя. Он расклеил афишки по городу за подписью: «Верховный главнокомандующий всеми белыми силами России». То есть нас, законную власть, – плечиком, плечиком – и по борту.

      ВАНЮШИН. Где премьер?

      МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ. Брат сейчас заперся у себя и молится. Едем к нему, Ванюшин! Ты наш спаситель, мы в тебя веруем.

      ВАНЮШИН. Разумнее верить в Бога, но тем не менее – едем. Я, когда под банкой, соображаю хорошо.

      ВАНЮШИН, МЕРКУЛОВ и ФРИВЕЙСКИЙ уходят.

      САШЕНЬКА. Позвоните мне, Исаев. Пойдем к чумным.

      САШЕНЬКА и ГАВРИЛИН уходят. Остаются ИСАЕВ и ЧЕН, Внезапно гаснет свет, ПОЛОВОЙ приносит свечу.

      ИСАЕВ. Ах, спекулянт, спекулянт. Кругом – ужас, а вы торгуете, кровушкой закусываете?

      ЧЕН. Запиваю. Закусываю анчоусами. И хоть я спекулянт, но обидчив.

      В кабинет входит цыганка МАША, за ней идет жокей АППОЛИНЕР, которого все зовут ЛЯЛЯ, а в двери картинно замирает ЦЫГАН с гитарой. МАША стоит возле окна и поет песню. ЧЕН наливает Ляле водку, и тот мигом выпивает ее. Когда МАША кончила песню, ЦЫГАН запел.

      ИСАЕВ. Кто это?

      ЧЕН. Это – Маша, а это – жокей Ляля, он сейчас в запое.

      ЛЯЛЯ. Не я в запое, а жизнь в запое. Сейчас такая жизнь пошла, что крестьянину и коню нет счастья под солнцем.

      МАША. Хочешь, погадаю?

      ИСАЕВ. Что тихо говоришь?

      МАША. А – хорошо мне. Чисто. Ты не хватаешь вроде других, и глаз у тебя человечий, а не как у быка.

      ИСАЕВ. Ах ты, нежная моя. Обижают?

      МАША. Нет. А может, да. Ты позволь мне в тебя влюбиться?

      ИСАЕВ. Давай лучше я тебе погадаю, ждет тебя, Машенька, дальняя дорога, молодой удалец и тройка добрых коней. Кони, как люди, – умные, только добрей, они сами вас понесут ото всех подальше – с бубенцами и ветром.

      МАША. Слушай, красивый, тебе смерть в глаза смотрит, я знаю, я в висках дрожь чувствую, когда тебя слушаю. Ты берегись, ты старика берегись усатого, он тебя погубит, смертной мукой изведет.

      МАША уходит.

      ЛЯЛЯ. Слушайте, юноша, я люблю эту девочку…

      ИСАЕВ. Правильно делаете.

      ЛЯЛЯ. Не в этом суть. Просто вы первый, кто говорил с ней, как с человеком. Так вот запомните, юноша: я сон видел,