Слоны и песок. Дмитрий Болотов

сказала про мужчину: слегка водянистый.

      Бабушка удивляется: хора сегодня нету? Оказывается, съехала на час, думала, уже восемь. Стала про службу спрашивать. Я говорю: службы сегодня нету. – А там написано… Оказывается, она еще и днями съехала, думала, еще на два дня раньше. Сама смеется.

      Дома появилась рыбка. Надо ее кормить, менять ей воду и добавлять кислород. Плавает она не в аквариуме, а в баночке для цветов.

      Таня похоронила рыбку в снежку у восточной абсиды.

      Она прилегла на дно, казалось, она устала. Танина грусть по рыбке.

      Отец Герман выходит с кажденьем к центральной иконе, и бабка быстро пятится от него.

      Вчера говорю: Тань! у тебя ножки кривые.

      – Нет, это я так встала, – и показывает, как.

      Стряхнул крошки со стула ладошкой.

      Катин свекор кролика жарил.

      Папа высоко поднял сына, чтобы он приложился к иконе.

      На венчании из требника выпорхнула закладка с рисунком.

      У Оли умер сосед Саша. Перед смертью выпить просил. Не давала. Потом увидела в холодильнике вино, все же дала. Потом зашла, умер. Переживает.

      Девушки заходят в церковь попросить о ниспослании юношей, и ходят они по храму крадучись, как олени.

      Пришли шаловливые дети, исчирикали всю бумагу.

      Чего бабки не придумают: на соборовании – петь!

      Маленький самолетик растаял в небесной хмари.

      Мертвая пчелка на подоконнике. Дворник на корточках щиплет травку. Панический бег крошечного паучка, размером с точку.

      А девушку, что обоср-сь, жалко. Она, наверное, больше к нам не придет.

      Как только писатель садится и начинает писать, он тут же становится неравен самому себе. Чтобы как-то этого избежать, приходится прибегать к разным уловкам. Перед вами книга-уловка. Она почти вся написана стоя. В церкви удобнее всего писать на подоконниках. Они здесь высокие, мне по грудь. И если я кладу на них подбородок, то называю это флюорографией.

      Птицы

      Вороны под падающим снегом для чего-то погружают в него клювы. Пройдут-пройдут, и сунут в него клюв. Прыг-скок, и сунут.

      Льет дождь, гнутся под ветром еловые лапы, и на поле, где клевали лед вороны, теперь орудуют пугливые пронырливые скворцы, а воробьи клюют в самой грязи и лужах.

      Трава набрала густоту. Вороны по пояс в траве.

      Во вчерашних стихах мужик раздавил галчат:

      С дерева комом галчата упали,

      Желтые рты широко разевали,

      Прыгали, злились, наскучил их крик,

      И придавил их ногою мужик.[1]

      Женя в белой куртке подкармливает ворон. Вороны в сумерках слетаются к Жене.

      Ворона шла по траве и… скрылась в яме, как Курехин со своим роялем.

      Трава в ноябре тревожна.

      Три чайки, где обычно копали червей родные вороны.

      Пусто и голо кругом,

      лишь пролетит ворона

      просто тоже от скуки

      и пустоты.

      Ворона

1

Н. А. Некрасов «Саша».