Дом на краю света. Майкл Каннингем

связей.

      – Как тебе, Бобби? – повторяет отец.

      – Не знаю, – отвечаю я.

      Ему нужно было чуть-чуть подождать с вопросом, дать мне опомниться.

      Отец показывает себе на голову. Он включил свет и стоит теперь залитый стоваттными лучами, разорвавшими комнатный полумрак.

      Как мне его голова? Сложный вопрос. Может быть, даже выходящий за пределы моей компетенции.

      – Ну… – бормочу я и замолкаю.

      – Очки, – говорит он. – Бобби, я купил себе новые очки.

      Проходит еще какое-то время.

      – Как тебе? – говорит он. – Может, я уже староват для такой оправы?

      – Не знаю, – говорю я.

      Я понимаю, как глупо и бездарно я отвечаю. Но его вопросы ставят меня в тупик, как если бы он был ангелом, говорящим загадками.

      Отец делает глубокий вдох и медленно выдыхает – долгий свистящий звук, как будто из него выпускают воздух.

      – Ну ладно, – говорит он. – Пойду готовить обед.

      – Хорошо, папа, – говорю я, пытаясь изобразить искреннее воодушевление и благожелательность.

      Кстати, чья сегодня очередь готовить обед? Сегодня вторник. Значит, его. Все правильно.

      И лишь после того как его силуэт исчезает из дверного проема, я понимаю, что на самом деле он задавал мне совсем простые вопросы. Он сменил роговые очки на новые, в стиле “гонщик”, и хотел услышать мое одобрение. Нужно пойти на кухню и поговорить с ним. Однако я этого не делаю. Эгоизм побеждает, и я, выключив свет, снова проваливаюсь в музыку.

      Спустя какое-то время отец зовет меня обедать. Он поджарил отбивные и разогрел замороженные картофельные котлеты. Он пьет виски из бокала, разрисованного идеально круглыми апельсиновыми дольками, похожими на велосипедные колеса.

      Мы начинаем есть, окружив себя ровным молчанием без единого шва, герметичным и гладким, как полиэтиленовая пленка. Наконец я говорю:

      – Хорошие очки. Ну, в смысле мне нравятся.

      – А они не слишком молодежные? Может быть, человек в моем возрасте уже как-то нелепо в них выглядит?

      – Нет. Такие все носят. Хорошие очки.

      – Ты действительно так думаешь?

      – Угу.

      – Ну что ж, это приятно. Мне важно было услышать мнение молодого человека.

      – Нет, серьезно. Они здорово смотрятся.

      – Хорошо.

      Наши вилки стучат о тарелки. Я слышу, как булькает у отца в горле.

      Уже несколько недель он красит волосы. Прядь за прядью, раз в три-четыре дня. Таким образом он надеется представить эту перемену как естественную, будто время обратилось вспять против его воли.

      Таков избранный им способ старения: теперь он носит рубашки с широкими отложными воротничками, кожаные жилетки, то отпускает, то сбривает усы, бороду, бакенбарды. Я видел его фотографии, когда он только начинал ухаживать за матерью: футболка, мощные руки, – немного нескладный, крепко пьющий музыкант, упершийся в потолок своих возможностей в искусстве