Негодная. Дженни Даунхэм

Идиотка, зачем она только доверилась кому-то? И зачем явилась на урок математики в эту жару – единственная, кому такое взбрело в голову. Ну и дура!

      К тому времени, когда урок закончился, злость уже пылала синим пламенем. Кейти была так предсказуема и так ненавидела это в себе, что наконец решила измениться… И вот теперь единственный непредсказуемый поступок с ее стороны привел к таким ужасным последствиям. Она представила, как шагает по спортивной площадке, а если Эсме со своей свитой до сих пор там, то проходит мимо них, опустив голову. А потом еще двадцать минут идет до дома (однажды она от скуки засекла время), входит в квартиру и занимается, занимается, занимается…

      Но девчонки ушли. Как и предполагалось, Кейти шла до дома ровно двадцать минут, хотя, по идее, злость должна была ее подстегнуть. Чтобы этим скучным вечером произошло хоть что-то приятное, девушка зашла в магазин и купила коробку мороженого – клубничных рожков. Когда она вошла в квартиру, мать сидела за кухонным столом, а Мэри находилась в гостиной. Это означало, что, скорее всего, так они провели весь день, пока Кейти была в школе. Весь мир вступил в войну.

      – Что это значит? – сердито спросила мать. – Опять сладкое?

      Кейти не стала отвечать. Она вскрыла коробку, протянула два рожка Крису, один вручила маме и, сев за стол, занялась своей порцией.

      – А мне можно? – нетерпеливо спросил Крис.

      – Да, можешь нарушить правила, разрешаю, – сказала ему Кейти. – А второй рожок отнеси Мэри.

      Мать вздернула брови.

      – Мэри?

      Кейти одарила Кэролайн долгим взглядом.

      – Нужно же нам ее как-то называть. А ты что предлагаешь?

      Она понимала, что сеет вокруг одну лишь злобу. Что та прилипла к ней, как смола, и избавиться от нее можно единственным способом – измазав этой смолой других людей.

      Кейти сняла с рожка картонную упаковку, обнажила завитки белого шоколада и клубничный джем, опустила вниз блестящую красную бумагу – и почувствовала себя шестилетней.

      Вернулся Крис и сунул один рожок в морозилку.

      – Она спит.

      Они сидели молча и ели мороженое.

      – Как в школе? – спросила мать через какое-то время.

      – Нормально.

      – С математикой все в порядке?

      – Ага.

      – Вечером попрактикуешься с образцами экзаменационных работ?

      – Конечно.

      Мать вздохнула.

      – Ради всего святого, Кейти, перестань говорить односложно. У меня и так день тяжелее не придумаешь! Я задала тебе самые простые вопросы.

      На самом деле они были совсем не простые. «Как в школе?» – вопроса труднее мать даже не могла себе вообразить. Разве Кейти могла ответить: «Я поцеловала свою лучшую подружку, и теперь я – социальный изгой»? Нет, пусть даже прошел бы миллион лет, она бы ни за что не рассказала матери об этом. А о чем бы рассказала? О концерте в техническом колледже? Да нет, об этом тоже не стоило говорить. «Чтобы пройти, им понадобятся фальшивые документы, – начала бы мать. – Куда смотрят их родители, хотела