Две недели в другом городе. Вечер в Византии. Ирвин Шоу

английским, немецким и испанским; встречаясь с Джеком в Италии, он отдавал дань местной традиции и называл его Dottore. Во Франции вместо Dottore он говорил Monsieur le Ministre, подсмеиваясь над дипломатическим статусом Джека.

      – Неужели тебя там не переполняла гордость? – Деспьер указал рукой на кинотеатр.

      – Переполняла, – согласился Джек.

      – Тебе не хочется об этом говорить? – удивился Деспьер.

      – Да, не хочется.

      – Надо же. На твоем месте я расхаживал бы по Риму с плакатами на спине и груди: «Я – тот самый Джеймс Роял».

      Деспьер был подвижен и худощав; костюм с ватными плечами, сшитый в Риме, висел на его угловатой фигуре. Крупные серые глаза блестели на болезненно-желтом, но всегда оживленном лице француза. У него был узкий насмешливый рот и короткие черные волосы, зачесанные назад по моде, родившейся в ресторанчиках Сен-Жермен-де-Пре. Определить его возраст казалось делом сложным. Джек познакомился с ним более десяти лет назад; за это время Деспьер почти не изменился. Джек догадывался, что Деспьеру около сорока лет. Он долгое время жил в Америке, и хотя Жан-Батист говорил с явно французским акцентом, его речь изобиловала американским сленгом, употребляемым всегда к месту. В годы войны он служил во французских ВВС, перед капитуляцией бежал в Англию, был штурманом в эскадрилье «Галифакс», воевавшей в России. На Запад он вернулся с больным желудком и с тех пор везде искал лекарство от язвы, не требующее отказа от алкоголя. Деспьер был преуспевающим журналистом и работал в одном из лучших французских журналов, но не вылезал из долгов – отчасти из-за присущего ему небрежного отношения к деньгам, отчасти из-за длительных периодов, когда ничего не писал. Деспьер знал, где находится сейчас тот или иной политический деятель, где расположены лучшие рестораны любого города; знал он и самых известных фотомоделей. Он везде был желанным гостем, его снабжали секретной информацией министры, высшие чиновники и кинозвезды, а он расплачивался своим остроумием и кипучей энергией. У него было на удивление много врагов.

      Они сели в такси. Делани не спросил, где они хотят пообедать; он лишь пробурчал название ресторана и забился в угол. Всю дорогу он молчал, не слушая Джека и Деспьера.

      – Хаос начинается наверху, – произнес Деспьер, сидя за столиком в тихом зале. – В большом казенном доме с аллегорическими фигурами Разума и Правосудия. Где еще вы отыщете глупца, которому может прийти в голову напасть на Египет, не располагая запасом нефти?

      Он торжествующе усмехнулся.

      – Уже на второй день после начала боевых действий пришлось сократить потребление бензина. Надо же умудриться выбрать такое безмозглое правительство! Подобного головотяпства не допустил бы и Людовик Шестнадцатый, самый бездарный из французских королей.

      Деспьер пожал плечами.

      – Вы даже не представляете, – продолжал он, – какое удовольствие – сидеть в ресторане, не боясь, что кто-нибудь швырнет в зал бомбу.

      – Что ты хочешь сказать? – спросил Делани.

      Подавленный и неразговорчивый, он потягивал