Две недели в другом городе. Вечер в Византии. Ирвин Шоу

коридоре без движения; ему казалось, что он никогда не сумеет найти свою дверь. Ищи комнату, где в шкафу висит пиджак с пятнами крови. Нет, его чистит горничная.

      И тут его осенило. Джек взглянул на ключ, прикрепленный к большой пластмассовой бирке с номером 654. Гордясь своей сообразительностью, он уверенно зашагал по коридору, не задевая стен. Перед номером 654 Джек остановился. Ему казалось, что он здесь впервые, что он очутился перед чужой дверью, на которую повесили его номер, похоже, пока он отсутствовал, тут произошли странные, зловещие перемены. Ночные портье все перепутали. Где находится другая дверь? В каком городе? В Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Лондоне? Номер 654 источал запахи лаврового дерева и эвкалипта, тропиков и целебных трав. Беверли-Хиллз, вспомнил Джек, город Делани, наказание Делани, туман, тянущийся с океана, поздний вечер, девушка в машине с откидным верхом, на заднем сиденье – непрерывно лающая собака с хищно оскаленными клыками, символами калифорнийской любви.

      Он вставил ключ в скважину замка и вошел в комнату – холостяцкую, без следов присутствия детей, пахнущую лавровым деревом и эвкалиптом; он явно никогда здесь не бывал. Отражение светильника на стекле, закрывавшем гравюру с видом Рима, разрезало средневековый город на неупорядоченные фрагменты из кусков каменных стен с бойницами и остроконечными башенками; если бы возводившие их люди воскресли, сейчас они вряд ли узнали бы творения своих рук.

      Джек шагнул в ванную комнату, увидел свое лицо сначала в зеркале, висящем над одной раковиной, затем – в зеркале, расположенном над второй раковиной. «Одна – для меня, вторая – для кого-то другого». Он с трудом узнал себя, как зрители, выходившие из кинотеатра. На языке у него крутилась собственная фамилия. «Готова поспорить, это он», – мысленно повторил Джек слова девушки.

      Он прошел в спальню и посмотрел на фотографию жены и детей, сделанную в Альпах: они улыбались, стоя на залитом солнечным светом склоне. Сев на кровать, Джек взглянул на телефон; он испытал соблазн поднять трубку и произнести: «Я прилечу домой ближайшим рейсом». Но он не коснулся аппарата.

      Раздевшись, он аккуратно повесил свою одежду (те, кто рекламирует чемоданы, не мнущие костюмы, – бессовестные обманщики). Лежа в комнате под простыней, он говорил себе: «Утром все будет хорошо».

      Джек вспомнил красные туфли немки и ее красные руки, одинаково умело пересчитывающие лиры и ласкающие чьи-то тела. Потом он заснул.

      Глава 4

      Бык ревет в своем загоне, но президент в черной маске и берберской шляпе выходит на арену и бракует животное. Зрители пытаются облить президента бензином. Почему-то очень важно выманить быка из загона, не позволив ему ступить на арену. Двое служителей, оба во всем белом, по освещенному свечами коридору ведут в загон белую корову. Ей страшно, она упирается. Служители заставляют ее пройти вперед и предстать перед быком в наиболее соблазнительном ракурсе. Бык продолжает реветь. Белая корова жалобно мычит сначала на одной ноте, потом срывается