Две недели в другом городе. Вечер в Византии. Ирвин Шоу

Джек в недоумении замер возле вращающейся двери. – Что вы имеете в виду?

      – Ну, вы не станете жаловаться администрации, сэр, настаивать на расследовании?

      – Нет, – ответил Джек. – Не волнуйтесь. Последствий не будет.

      – Понимаете, сэр, – проговорил швейцар, – они – не итальянцы.

      Джек улыбнулся:

      – Я понял. Забудьте это происшествие.

      Швейцар, радуясь тому, что репутация его соотечественников не пострадала, церемонно поклонился Джеку:

      – Благодарю вас, сэр. Я уверен, ваш нос быстро заживет. – Он толкнул дверь; Джек, прижав окровавленный платок к носу и вдыхая аромат духов, вошел в вестибюль. Подходя к стойке, он узнал этот запах. Его жена пользовалась такими же духами. «Femme»[6], вспомнил он, ну конечно, «Femme».

      Когда Джек назвал портье свою фамилию и протянул ему паспорт, служащий отеля приветливо улыбнулся.

      – Да, мистер Эндрюс, для вас забронирован «люкс».

      Он нажал кнопку вызова носильщика и сочувственно посмотрел на Джека.

      – Ударились, сэр? – спросил портье, стоящий на страже благополучия гостей, для которых забронирован «люкс».

      – Нет. – Джек посмотрел на платок, чтобы проверить, не остановилась ли кровь. – У меня склонность к носовым кровотечениям. Это наследственное.

      – О, – огорченно произнес портье, охваченный жалостью ко всем родственникам Джека.

      Кровь еще шла, поэтому Джек ехал в лифте, прижав к носу платок. Он уткнулся взглядом в спину носильщика, делая вид, будто не замечает двух молодых женщин, находившихся в кабине; они шептались на испанском, с любопытством поглядывая на Джека.

      В гостиной «люкса» стояли свежие цветы, на стенах висели картины с видами Рима. Джек, вспомнив тесную парижскую квартиру с разбросанными по ней детскими вещами и пятнами на потолке, улыбнулся, радуясь строгой элегантности «люкса». Он так давно не покидал Парижа, что уже забыл, как замечательно оказаться одному в гостиничном номере. Дав носильщику чаевые и письмо к сыну, Джек осмотрел спальню и просторную, отделанную мрамором ванную с двумя раковинами. «Один умывальник для меня, – подумал он, – второй – для кого-то еще». Взглянув на себя в зеркало, он заметил, что нос начал распухать. Джек слегка надавил на него. Брызнувшая кровь заалела на белой раковине. «Похоже, перелома нет и синяка под глазом не будет», – успокоил себя Джек.

      «Вот сукин сын», – подумал он, вспомнив сидящего перед вращающейся дверью пьяного, избежавшего наказания. Затолкав в ноздри туалетную бумагу, Джек вызвал горничную и официанта. Вытащил из чемодана бутылку виски, костюм, халат. Критически осмотрел костюм. Реклама утверждала, что в этом американском чемодане можно, не помяв, разместить три костюма, так что необходимость гладить их после путешествия отпадает. Однако на самом деле извлеченный Джеком из чемодана костюм выглядел так, словно его только что жевала корова. Эндрюс скорчил гримасу, вспомнив, сколько стоил чемодан. Он не мог оставаться в костюме, забрызганном кровью. Любой полицейский заподозрил бы Джека в совершении убийства.

      Молодой

6

Женщина (фр.).