Страна Подсолнухов. Анна Богдановна Шулятицкая

решил немножко развеселить её. Я скорчил смешную рожицу, нелепо растопырил пальцы рук и понаблюдал за тем, как изменилось Юленькино белое лицо. Она хрустнула остатками вафли, поправила простое лёгкое платье, приходившееся ей как раз в пору, в том самом месте, где у неё выпирал живот и не расплылась в улыбке, которую я ожидал не без смеха рассмотреть.

      – Скоро уже? – спросила Юленька хмуро.

      – Да, ещё чуток. Устала?

      – Нет, но сегодня очень жарко. Просто невыносимо!

      – Ага.

      Я умял горсть арахиса. Дальше мы шли без слов.

      На ясном небосводе, гладком и блестящем, точно фарфоровая тарелка, зависла сырная голова солнца. Оно тянулось длиннющими лучами до оживлённой деревни и озаряло крыши новых цветастых и одиноких обшарпанных домишек, принадлежавших в основном старым немощным людям, скучно коротающим свой скучнейший век.

      Неподалёку от Зелёной Долины, в самом центре лысого холма, с какого открывался прекрасный вид на обширные пахучие луга, высилась малёхонькая бревенчатая церковь с луковицевидным куполом, украшенным деревянным крестом и большим навесом, под которым было решительно удобно прятаться в ливень или зной. В отличие от матери, я редко заглядывал в храм и мало интересовался вопросами веры. Анастасия была твёрдо убеждена в том, что именно Бог сотворил наш дивный мир и молилась ему в трудные часы. Обыкновенно, делала она это часто, и я не раз заставал её бесконечно несчастной, взволнованной и терзаемой, казалось, всеми душевными муками. И слышал её тихий и печальный голос, который не означал для меня ничего хорошего. Она отдалялась от нас с отцом и замыкалась в воображаемом мире, в котором не было места невзгодам, никаким сильным всепоглощающим чувствам и семье. Потому я счёл нужным искренне верить только тому, что происходило у меня на глазах. К сказкам, нарочно придуманным людьми, которые проникались непоколебимым доверием к своим же забавным выдумкам, я относился с пренебрежительною терпимостью. В детстве же, когда отношение к вере было несколько иным, я ходил с матерью в церковь, и мы вдвоём ставили свечи в витой одноярусный подсвечник, выполненный из бронзы. Тихое потрескивание трепещущего огня вселяло в меня величавое, ни с чем не сравнимое умиротворение, схожее поразительно с тем умиротворением, какое я запоминал в крепких родительских объятиях. Подобные объятия нимало смущали меня. От них делалось горячо и тесно, но я не мог не согласиться с тем, что они мне положительно нравились. Когда я начинал шалить, мать изо всех сил пыталась успокоить меня. Я вставал смирненько и, поднимая высоко голову, с восторгом разглядывал расписной потолок с Христом, вокруг которого были помещены иконы ангелов со сложенными большими крыльями, украшенными золотом. Мать, одетая в светлые закрытые одежды и носившая на голове платок с бледно-шоколадными цветами, начинала молитву. Более ни на кого она не обращала своего внимания. И тогда мы приходили домой, насквозь проникнутые небывалым воодушевлением!

      Мы с Юленькой ступали по сухой глинистой тропе, по краям увитой щетиной меловой