Луна, луна, скройся!. Лилит Мазикина

почти все упыри – мужчины? Их чаще изменяют?

      – Не совсем. Просто мужчины всегда выживают при изменении, а женщины – только если не беременны, а также в зависимости от фазы менструального цикла. Многие вампиры из соображений гуманности вообще стараются не связываться с изменением женщин. Кроме того, никогда не переживают попытки изменения дети и редко это удаётся подросткам.

      – А что ж вы, такие гуманные, людей убиваете? Когда могли бы, скажем, покупать их кровь?

      – А вы? Не отвечайте. Лили, представьте себе мир, где нет войн, все люди говорят на одном языке и живут в одной огромной, на всю планету, стране. Это утопия. Так же и общество, где вампиры, «волки» и люди живут одинаково легально и ведут совершенно открытый и законный образ жизни, вступая друг с другом во взаимовыгодные отношения, тоже утопия… если пытаться построить это общество разом на всей планете. Но вполне возможный вариант событий, если начать с одной страны. И я, Лили, с вашей помощью собираюсь это устроить.

      Я давлюсь кофе.

      – Я имею в виду, в том числе и с вашей, – уточняет Батори.

      – Это как это?! – хрипло осведомляюсь я.

      – Придёт время – узнаете.

      – С помощью того ритуала?

      – И его тоже. Лили, не торопите события. Я всё скажу в свой час.

      – Нет, подождите. Мы собираемся захватить власть в Галиции?

      – В Венской Империи, Лили. И я рад этому «мы».

      – Да идите вы… нет, я сейчас сама пойду! А вы меня не преследуйте! Вы… вообще сумасшедший, я вас знать не хочу!

      Глава III. Песни цыганской скрипки

      Почему-то весной у меня всегда осеннее, тоскливое настроение, а осенью – наоборот, приподнятое, и нет-нет, да ловишь себя на мысли: скоро лето! Хотя какое там лето – на деревьях все листья жёлтые.

      Но до осени и хорошего настроения сейчас далеко: впереди полгода. Меня гложет глухая хандра. В стылом «Икаруше» пусто, это вызывает тоску, хотя я знаю, что если бы народу было полно, это бы тоже вызывало тоску, да ещё пополам с раздражением. На стекле возле моего места наклеен плакат:

      Гражданин и гражданка Галиции!

      Говори по-галицийски красиво и правильно!

      Не РАТУША, а УПРАВА

      Не ХОСПИТАЛЬ, а БОЛЬНИЦА

      Не АПАРТМАН, а КВАРТИРА

      Не ВЕРБУНКА, а ПРИЗЫВ

      Не ФРОЙЛЯЙН, а БАРЫШНЯ

      Не ШТРУДЕЛЁК, а ПИРОЖОК

      Не ВУРСТИК, а БУЛОЧКА С СОСИСКОЙ

      Снизу кто-то дописал маркером:

      Не ПРУСС, а ТАРАКАН!!!

      Надпись уже немного выцвела. Я прислоняюсь к плакату головой – окно за ним приятно холодит – и закрываю глаза. Ехать мне долго, до конечной, автобус идёт сквозь половину Пшемысля. Стоит подремать – я уже неделю не высыпаюсь. Главное, именно подремать, а не заснуть, потому что в кармане моей куртки – бумажник, и мне некуда его переложить, я сегодня в юбке. Я прижимаю его ладонью, засунутой в карман, и думаю, что снова не рассчитала