Идущие полем. Снежана Каримова

1 куда-то там шел, то все травки ему поклонились, а табак, кофе и чай – нет. С тех пор чай в немилости. Такую байку рассказала нам мама.

      Хорошо, что малина тогда поклонилась. Я выбрал пару листьев, размял в кулаке и аккуратной полосочкой выложил на обрывок туалетной бумаги. Рядом Гришка делал то же самое, спеша обогнать старшего брата. Он уже сжимал в пальцах мягкую белую самокрутку, набитую сухими листьями.

      – Только у печки! – предупредил я торопливого Гришку.

      Искра – и сухой дом вспыхнет, как факел.

      Мы с Гришкой сели на корточки у железного листа перед печкой и спичками зажгли свои сигареты. Туалетная бумага и листья вспыхнули, пустив едкую густую струю дыма, от которой защипало глаза. Дым горько пах горелой травой. Запах весны. Пока я пытался втянуть в себя этот дым через всю длину самокрутки, то думал, что и табак, и малина ведь листья, а пахнут совсем по-разному. И курить малиновый лист, оказывается, не прикольно.

      Позже о табаке сначала я думал так же. Возможно, малиновому листу просто нужно было дать еще один шанс. Глядишь, и вошли бы во вкус.

      В тот раз Анька была с нами и неодобрительно косилась на грешных братьев.

      – Ох! Если мама узнает! – качала головой она, словно маленькая старушка, теребила кончик длинной русой косы и тревожно поглядывала из окна на дорогу.

      Я подошел к ней и приложил указательный палец, пахнущий дымом, к ее губам, а потом хитро подмигнул, схватил ее и закружил под очередной хит, которым надрывалось радио. Анька счастливо захохотала и забыла про свой наблюдательный пост.

      А все же сестра знала нашу маму лучше и не зря дежурила у окна.

      Так мы и проворонили маму…

      Уже потом, остыв и набубнившись вволю, она рассказала нам, почему не уехала в город и неожиданно вернулась. В тот день боженька явно решил проучить нас за мирские песни и грешные самокрутки.

      Мама собиралась на большую землю за очередной бумажкой. Погода хмурилась, тучи набухли, но дождь, к ее огорчению, так и не пошел. Тогда она вздохнула, надела рюкзак и зашагала через поле. Мы втроем стояли у окна и провожали ее взглядом: голова повязана платком, трикотажная серая кофта с длинными рукавами, не смотря на жару, юбка до земли – хорошо все-таки родиться парнем и не подметать пыль подолом. Когда мамина фигура растворилась вдали, мы предались веселью. А мама тем временем продолжала свой путь: через деревню в село, на автобусную остановку.

      Утром ей, как всегда, нездоровилось. Она не завтракала, жаловалась на дурноту, но бумажки сами себя не подпишут, вот и пришлось все-таки собираться и ехать.

      Преодолев длинный путь до остановки – немного дальше нашей дороги в школу, – когда отступать уже было некуда, мама решила выздороветь. А со здоровьем вернулся и аппетит. Она зашла в магазин, который был тут же рядом, и купила бананы. Поставив рюкзак на скамейку под железной крышей остановки, мама стала чистить банан. Тут и автобус подошел.

      «Если