Идущие полем. Снежана Каримова

папа скоро вернется.

      Я кулаком утирал злые слезы и кивал сестре. Нельзя раскисать.

      Мама, конечно, сразу слегла. Ее частенько поражали приступы безымянной болезни. Мы с Гришкой, словно заведенные куклы, продолжали ходить в школу, забрасывая по пути Аньку в садик, варили макароны и ели, сдабривая маслом и посыпая сахаром, и тайно надеялись, что отец вернется.

      Не вернулся. Но мамина подруга Ольга стала заходить чаще и на жалобы мамы о том, что теперь она многодетная одиночка, всегда отвечала:

      – Перебирайся в деревню, поближе к батюшке! Свои всегда помогут! Здоровье хрупкое у тебя, если что, за детьми приглядят, одних не оставят.

      Глаза мамы, словно мыши, бегали из угла в угол.

      – Да и с болячками твоими быть поближе к батюшке нужно. Собороваться, если что. А то пока отец Анатолий сюда доберется.

      – А что такое «собороваться»? – шепотом спросила Анька.

      – Соборование – отпущение грехов перед смертью, – четко и быстро сказал Гришка и с гордостью посмотрел на сестру сверху вниз.

      Анька захлопала светлыми ресницами, открыла рот и горько заревела.

      Я отвесил брату подзатыльник.

      – Ну, ты, Гриш, и тупой! Зачем говоришь так? – и уже Аньке, – он пошутил, не плачь. Это обряд исцеления. Видишь, маме плохо последнее время.

      – Так на смертном одре тоже нужно собороваться, – пробубнил недовольный Гришка.

      Но старшему брату Анька верила больше, так что мгновенно успокоилась. А мама покосилась на нас, вздохнула и согласилась с Ольгой.

      – Ты права. Здоровья у меня нет, работы нет, ничего в городе не держит.

      – А я вам и жилье нашла! Бесплатное! Знаю я семью москвичей, они дом большой купили, а появляются там редко. Без присмотра старые деревянные дома разваливаются за несколько зим, так что от вашего проживания всем будет только польза. А эти комнаты можно сдавать, вот и деньги!

      Ольга лихо распорядилась нашей судьбой. Прощай, Город! Здравствуй, Серый Дом.

                                           ***

      И вот мы стоим вчетвером, хлопаем глазами, разглядывая новое жилье. Вокруг валяется поверженный тяпкой отряд лопухов. Анька аккуратно держит в ладошке чешуйчатые головки лопушиных цветков. Гришка сказал ей, что это головы гидр, которых я победил. Как выглядели гидры на самом деле, я не помнил. Но с тех пор, когда слышал об этих мифических существах, представлял мясистые стебли и широкие, чуть вытянутые, похожие на подносы, листы.

      – Вот и заживем! Ближе к богу и к природе! – слишком бодро воскликнула мама и нервно засмеялась.

      Гуськом, приминая ногами разнотравье, мы подошли к покосившемуся крыльцу. Пахло цветами, солнцем, нагретым деревом. Кругом жужжали пчелы, и Анька морщилась и хихикала, когда Гришка прикасался травинкой к ее носу. На лице сестры золотились веснушки – солнечные поцелуи. Тонкими ручками она отбивалась от дикого колоска и старалась все ухватить своими глазенками, ничего не упустить: ни мелкую птичку, ныряющую в траву, ни стрекозу, ни маму, ковыряющуюся ключом в замке.

      – А мне