Давайте все убьем Констанцию. Рэй Брэдбери

быстро записал новый номер, набрал его и перенес телефон поближе к Крумли, чтобы ему тоже было слышно:

      – «Каллаган и Ортега», добрый вечер, – произнесла трубка матерым прокуренным голосом с провинциальным акцентом, каким обычно говорят актеры из театра Эбби[11].

      От радости я чуть не засмеялся в голос – я увидел, как Крумли вздрогнул.

      – «Каллаган и Ортега»! – повторила трубка с явным раздражением. Я продолжал молчать. – Да кто это, черт возьми?

      Когда Крумли подошел, я уже нажал на рычаг.

      Он споткнулся и грязно выругался.

      – Говоришь, родился на соседней улице? – уточнил я.

      – Через одну – не хочешь?

      – Ну-ну, – сказал я.

      Крумли взял в руки записную книжку Раттиган.

      – Книга почти мертвых…

      – Хочешь, попробуем еще один номер? – Я открыл справочник, пролистал и остановился на «Р». – Ага, вот, нашел. Это будет получше Царицы Калифии.

      Крумли прищурился.

      – Раттиган, Маунт-Лоу. Что еще за Раттиган живет на Маунт-Лоу? Насколько я помню, Маунт-Лоу – это то самое место, где раньше ходил большой красный трамвай, который возил толпы народа на холм, на пикники.

      От этого воспоминания на лицо Крумли набежала тень.

      Я ткнул в следующее имя.

      – Раттиган. Собор Святой Вивианы.

      – Во имя Христа-спасателя, и в соборе Раттиган окопался?

      – Как-как ты сказал? Спасателя? Речь истинного неофита, – похвалил я.

      У Крумли по-прежнему был категорически недовольный вид. Я пошел на крайние меры.

      – Ладно, мне пора, – сказал я и решительно шагнул в темноту.

      Рискуя переломать ноги, я вынужден был пройти метров десять, пока Крумли наконец не сдался.

      – Интересно, как ты собираешься туда добираться, если у тебя нет ни машины, ни прав?

      – Так ты меня отвезешь, – не поворачиваясь, сказал я.

      Повисла тяжелая пауза.

      – Ну что, по рукам? – помог делу я.

      – И ты сможешь найти этот чертов Маунт-Лоу, где ходил трамвай?

      – Меня возили туда года в полтора.

      – То есть дорогу показать сможешь?

      – Как сейчас помню…

      – Ладно, заткнись, – Крумли закинул в свой драндулет несколько бутылок пива. – Садись в машину.

      Мы загрузились в авто, попрощались с Гершвином, оставив его в Париже с любимой перфолентой, и отбыли.

      – Только молчи, – сказал Крумли, – можешь, если что, кивать – да или нет.

      Глава 8

      – Не знаю, какого хрена я все это делаю… – проворчал Крумли, чуть не выехав на встречную полосу. – Я говорю, не знаю, какого хрена…

      – Да слышу я, – сказал я, глядя на проплывающие за окном холмы и предгорья.

      – Знаешь, кого ты мне напоминаешь? – не унимался Крумли. – Мою первую и единственную жену. Она отлично умела пудрить мне мозги своими формами, размерами и улыбками на тридцать два зуба.

      – Я – пудрю тебе мозги?

      – Только

11

Эбби – театр в Дублине.