Давайте все убьем Констанцию. Рэй Брэдбери

поднял взгляд к потолку и покопался в архивах.

      – Кларенс Раттиган и Констанция Раттиган… Постойте-постойте. А как же девичья фамилия невесты… Констанции?

      – Намекаете на инцест?

      – Ну да, звучит немного странно.

      – Смешно сказать, – прошелестели губы, – но это Констанция заставила меня сменить фамилию! Моя фамилия была Оверхольт. И она сказала, что ни за что в жизни не поменяет свой шикарный псевдоним на какую-то второсортную дешевку.

      – То есть вы покрестились другим именем прямо перед брачной церемонией?

      – Нет, не другим именем. Я вообще принял крещение в первый раз. Дьякон там, в Голливуде, подумал, что у меня не все дома… А вы когда-нибудь пробовали спорить с Констанцией?

      – Я…

      – Только не говорите мне, что да! «Люби меня – или уходи» – так, кажется, она пела. Очень красивая мелодия. В общем, вымазали меня каким-то маслом – или елеем, черт его разберет… Наверное, второго такого идиота не нашлось во всей Америке – который бы своими руками сжег свое свидетельство о рождении…

      – Будь я проклят…

      – Да нет, это будь я проклят. Ну, что вы так смотрите?

      – На вас смотрю.

      – Понятно, – сказал он, – видок у меня не очень. Да и раньше был не ахти… Видите блестящую штуковину там, на столе, рядом с приглашениями? Это рукоятка от трамвайного колокольчика – с трамвая на Маунт-Лоу. Раттиган любила, когда я в него звонил. Я был вагоновожатым этого чертова трамвая… Ради всего святого, есть ли тут где-нибудь глоточек пива? – неожиданно вырулил он.

      Я чуть не подавился.

      – Вы только что сделали такое признание, объявили себя первым мужем Раттиган, а после этого как ни в чем не бывало переходите к пиву?

      – Я не говорил – первым. Одним из нескольких. Так что там насчет пива? – Он пожевал губами.

      Крумли со вздохом полез в карманы.

      – Вот пиво, и еще есть печенье – бисквит в шоколаде.

      – Печеньки! – Старик высунул язык и я положил на него бисквит Mallomar, который тут же стал таять, как священная облатка. – Печеньки! Шоколад! Женщины! Жить без них не могу!

      Он приподнялся, чтобы глотнуть пиво.

      – Раттиган, – умоляюще сказал я.

      – Ах да. Про женитьбу. Она приехала сюда на моем трамвае – и ее очень разозлила погода, она почему-то решила, что это моих рук дело, и предложила пожениться, а потом, в какую-то ночь, уже после медового месяца, выяснила, что ошиблась, что на самом деле я не могу управлять климатом, быстро охладела ко мне и сбежала. А мое тело уже никогда не будет таким, как прежде… – Старик вздрогнул.

      – Это все?

      – Что значит – все? А вам удавалось хоть раз выиграть у нее две партии из трех?

      – Почти… – тихо сказал я.

      После этого я вытащил записную книжку Раттиган.

      – А вот что привело нас сюда.

      Старик впился взглядом в свое имя, обведенное красным.

      – Кто вас сюда направил? – он снова глотнул пиво. – Погодите… Вы – какой-то писатель?

      – Ну, допустим,