Упраздненный театр. Стихотворения. Булат Окуджава

на веточку вспорхнула

      и уселась предо мной.

      В модном платьице коротком,

      в старомодном пальтеце,

      и ладонь – под подбородком,

      и загадка на лице.

      В той поре, пока безвестной,

      обозначенной едва:

      то ли поздняя невеста,

      то ли юная вдова.

      Век мой короток – не жалко,

      он длинней и ни к чему…

      Но она петербуржанка

      и бессмертна посему.

      Шли столетья по России,

      бил надежды барабан.

      Не мечи людей косили —

      слава, злато и обман.

      Что ни век – все те же нравы,

      ухищренья и дела…

      А Она вдали от славы

      на Васильевском жила.

      Знала счет шипам и розам

      и безгрешной не слыла.

      Всяким там метаморфозам

      не подвержена была…

      Но когда над Летним садом

      возносилася луна,

      Михаилу с Александром,

      верно, грезилась Она.

      И в дороге, и в опале,

      и крылаты, и без крыл,

      знать, о Ней лишь помышляли

      Александр и Михаил.

      И загадочным и милым

      лик Ее сиял живой

      Александру с Михаилом

      перед пулей роковой.

      Эй вы, дней былых поэты,

      старики и женихи,

      признавайтесь, кем согреты

      ваши перья и стихи?

      Как на лавочке сиделось,

      чтобы душу усладить,

      как на барышень гляделось,

      не стесняйтесь говорить.

      Как туда вам все летелось

      во всю мочь и во всю прыть…

      Как оттуда не хотелось

      в департамент уходить!

* * *

      В день рождения подарок преподнес я сам себе.

      Сын потом возьмет, озвучит и сыграет на трубе.

      Сочинилось как-то так, само собою

      что-то среднее меж песней и судьбою.

      Я сижу перед камином, нарисованным в углу,

      старый пудель растянулся под ногами на полу.

      Пусть труба, сынок, мелодию сыграет…

      Что из сердца вышло – быстро не сгорает.

      Мы плывем ночной Москвою между небом и землей.

      Кто-то балуется рядом черным пеплом и золой.

      Лишь бы только в суете не заигрался…

      Или зря нам этот век, сынок, достался?

      Что ж, играй, мой сын кудрявый, ту мелодию в ночи,

      пусть ее подхватят следом и другие трубачи.

      Нам не стоит этой темени бояться,

      но счастливыми не будем притворяться.

* * *

      Лену Карпинскому

      Шестидесятники развенчивать усатого должны,

      и им для этого особые приказы не нужны:

      они и сами, словно кони боевые,

      и бьют копытами, пока еще живые.

      Ну а кому еще рассчитывать в той драке на успех?

      Не зря кровавые отметины видны на них на всех.

      Они хлебнули этих бед не понаслышке.

      Им всё маячило – от высылки до вышки.

      Судьба велит шестидесятникам исполнить этот долг,

      и в этом их предназначение, особый смысл и толк.

      Ну а приказчики,