Крымские легенды как часть мировой культуры. Анастасия Михайловна Жердева

мифа, данное Лосевым: «Миф есть чудо» (Лосев 1991, с. 134) и «Миф есть в словах данная чудесная личностная история» (Лосев 2001, с. 60).

      Когда появляется разделение между должностью вождя и шамана, возможность чудес усиливается. Власть вождя основывается на его административном авторитете, а власть шамана, нечто менее официальное, держится на его магических способностях. Чудеса – профессиональный знак силы жреческого сословия (рьяно поддерживающего представления о своей «инакости»), они вызывают ужас и трепет. У К. Леви-Стросса находим описание магических приёмов, творимых колдуном-шаманом. Например, им описаны случаи излечения больных после того, как шаман «высасывал болезнь» и доставал из своего рта заранее приготовленный пух, смоченный кровью от прикушенного языка, говоря, что это и есть болезнь. Культуролог писал, что «сила воздействия некоторых магических обрядов не вызывает сомнений», но чтобы магия работала, в неё нужно верить (Леви-Стросс 2001, с. 172).

      Примеры волшебства, творимого жрецом, можно найти в древнеегипетском папирусе «Весткар» (III тыс. до н. э.), относящемся к эпохе Среднего царства. Всё это не удивительные, а удивляющие чудеса. В одной из сказок про фараона Хуфу и мудреца Джеди говорится, что Джеди мог соединять отрезанную голову с телом. В присутствии фараона жрец якобы проговорил заклинание, и голова гуся воссоединилась с туловищем, а птица ожила. Здесь одно из древнейших описаний чуда как осуществления невозможного. Такое представление о чуде и его осознание появляется вместе с пониманием законов природы. На палетке фараона Нармера (3100 г. до н. э.) изображены побеждённые мёртвые воины, их отрубленные головы лежат у них между ног. Значит, в это время египтяне уже твердо знали, что отрубленная голова прирасти не может. Таким образом главные чудеса были связаны со смертью, потому что стала известна её необратимость. Шаманы, проводившие обряд инициации, инсценировали смерть посвящаемого, а потом якобы оживляли его, что воспринималось как что-то невероятное. В мифах и легендах чудес этого типа огромное множество: Геракл, спасший Алкестиду, прогнав бога Танатоса от её смертного ложа; все чудеса, творимые Иисусом Христом; легенды об источниках, вода которых оживляет.

      Таким образом, это уже развитая стадия представлений о чуде. Однако в античной цивилизации сохраняется и представление о чуде-диве как знаке-предвестнике каких-то ужасных происшествий, но оно становится частью сюжета художественного произведения, что отличает его от древних представлений. Например, у Апулея в романе «Золотой осёл» есть история о том, как курица снесла готового цыпленка с перьями, когтями, глазами, после чего её хозяин узнал о внезапной смерти трёх своих сыновей и сам покончил жизнь самоубийством. У Апулея этот эпизод служит для эстетизации ужаса. Задолго до Апулея подобное использование представлений о чудесном находим у Гомера. Волшебный пояс Афродиты, надетый на Геру, его воздействие на Зевса и на читателей поэмы служит созданию эстетического эффекта, и не одного: представление