История обыкновенного безумия. Чарльз Буковски

посадили к толстяку, который смахивал на дипломированного аудитора.

      я Кортни Тейлор, главный враг общества, сообщил он мне.

      за что попал? спросил он.

      (я уже знал, так как по дороге спросил.)

      уклонение от призыва.

      двух вещей мы здесь на дух не переносим: уклонение от призыва и публичную демонстрацию непристойностей.

      воровская честь, что ли? пускай страна крепнет и богатеет, дабы было чем поживиться.

      и все-таки тех, кто уклоняется от призыва, мы не любим.

      вообще-то я невиновен. я переехал и забыл дать призывной комиссии новый адрес. почту я известил. уже здесь, в городе, я получил из Сент-Луиса повестку на медкомиссию. я сообщил им, что не могу приехать в Сент-Луис и готов пройти комиссию здесь. а они пришили мне дело и упрятали сюда. одного не могу понять: если я хотел уклониться от призыва, зачем тогда я дал им свой адрес?

      все вы невиновны. я-то знаю, что все ваши оправдания – чушь собачья.

      я растянулся на койке.

      подошел надзиратель.

      А НУ, ПОДНИМАЙ СВОЮ ТУХЛУЮ ЗАДНИЦУ! прикрикнул он на меня.

      я поднял свою тухлую, уклоняющуюся от призыва задницу.

      хочешь покончить с собой? спросил меня Тейлор.

      да, сказал я.

      тогда отогни трубу, которая держит лампу на потолке. налей вон в то ведро воды и сунь туда ногу. выверни лампочку и сунь палец в патрон. тебя здесь сразу как не бывало.

      я уставился на лампочку и долго на нее смотрел.

      спасибо, Тейлор, твоя помощь неоценима.

      свет погас, я лег, и за дело взялись они. клопы.

      это еще что за чертовщина?! заорал я.

      клопы, сказал Тейлор. у нас клопы.

      готов спорить, у меня клопов больше, чем у тебя, сказал я.

      спорим.

      десять центов? десять центов.

      я принялся ловить и убивать своих. трупы я складывал на деревянный столик.

      наконец мы решили, что на первый раз хватит. мы поднесли клопов к двери камеры, где горел свет, и сосчитали их. у меня оказалось тринадцать. у него – восемнадцать, я дал ему десятицентовик. лишь впоследствии я выяснил, что своих клопов он разрывал пополам, а потом расплющивал. он оказался мошенником, профессиональным, сукин сын.

      в прогулочном дворике мне везло в кости. я выигрывал и день ото дня богател. богател по-тюремному. я наживал пятнадцать – двадцать долларов в день. в кости играть не разрешалось, и охранники наводили на нас с вышек автоматы и орали: НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ! но нам всегда удавалось вновь вернуться к игре. кости пронес один тип, сидевший за демонстрацию непристойностей. этого демонстратора непристойностей я невзлюбил. вообще-то ни один из них мне не нравился, у всех у них были слаборазвитые подбородки, слезящиеся глаза, маленькие задницы, гнусные привычки. мужчины лишь на одну десятую. допускаю, что это не их вина, но глазеть на них мне не нравилось. этот тип подходил после каждой игры. тебе везет, ты все время выигрываешь, дай и мне хоть немного. я бросал в его лилейные ручонки несколько монеток, и он крадучись удалялся – елда свинячья ползучая, мечтающая показывать