История обыкновенного безумия. Чарльз Буковски

ло очень хорошо вдвоем.

      – что это? – спросила она.

      – это кокос.

      – а внутри что?

      – молоко и жвачка.

      – а зачем они там?

      – просто им хорошо там, и жвачке, и молоку, им хорошо внутри этой скорлупы. они говорят себе: «до чего же нам здесь хорошо!»

      – почему же им там хорошо?

      – там всем было бы хорошо. и мне тоже.

      – нет, тебе вряд ли. изнутри, оттуда, ты не мог бы водить машину, ты не мог бы видеть меня изнутри. изнутри ты не мог бы есть яичницу с грудинкой.

      – яичница с грудинкой – это еще не все.

      – а что – все?

      – не знаю, может, нутро солнца, только замороженное.

      – НУТРО СОЛНЦА?.. ЗАМОРОЖЕННОЕ?

      – ага.

      – а каким будет нутро солнца, если его заморозить?

      – ну, солнце считается огненным шаром. ученые вряд ли со мной согласятся, но, по-моему, оно будет выглядеть примерно так.

      Дюк взял с полки плод авокадо.

      – здорово!

      – ага, вот это и есть авокадо: замороженное солнце. мы едим солнце, а потом ходим, и нам тепло.

      – а в том пиве, что ты пьешь, тоже есть солнце?

      – конечно.

      – а во мне солнце есть?

      – больше, чем в ком-либо еще.

      – а внутри тебя солнце, по-моему, БОЛЬШОЕ-ПРЕБОЛЬШОЕ!

      – спасибо, любовь моя.

      они еще походили и сделали все покупки. Дюк ничего не выбирал. Лала наполняла корзину всем, чего ей хотелось. попадалось и кое-что несъедобное: воздушные шары, цветные карандаши, игрушечный пистолет, космонавт с парашютом, который раскрывался у него за спиной, если зашвырнуть его в небо. космонавт просто классный.

      кассирша Лале не понравилась. она смерила кассиршу весьма серьезным неодобрительным взглядом. бедная женщина: все лицо изрыто и опустошено – она была ходячим фильмом ужасов и сама об этом даже не догадывалась.

      – здравствуй, милочка, – сказала кассирша. Лала не ответила. Дюк на этом и не настаивал.

      они заплатили и направились к машине.

      – они берут наши деньги, – сказала Лала.

      – да.

      – а потом ты должен ночью ходить на работу и зарабатывать новые деньги. я не люблю, когда ты ночью уходишь. я хочу играть в маму. я буду мамой, а ты сыном.

      – годится, я уже сын. ну, что скажешь, мама?

      – годится, сынок, а ты машину водить умеешь?

      – попробую.

      потом они сели в машину, поехали. какой-то сукин сын задел Дюков дроссель, а когда они поворачивали налево, попытался их протаранить.

      – сынок, почему люди хотят ударить нас своими машинами?

      – это потому, что они несчастливы, мама, а несчастным людям нравится портить вещи.

      – а счастливые люди бывают?

      – есть много людей, которые притворяются счастливыми.

      – зачем?

      – просто им стыдно и страшно, но не хватает духу в этом признаться.

      – а тебе страшно?

      – у меня хватает духу признаться в этом только тебе – я так адски напуган, мама, что каждую минуту боюсь умереть.

      – может, тебе нужна твоя бутылка, сынок?

      – нужна, мама, но давай потерпим до дома.

      они поехали дальше, на Норманди свернули направо. когда сворачиваете направо, им вас труднее ударить.

      – ночью тебе опять на работу, сынок?

      – да.

      – почему ты работаешь по ночам?

      – ночью темнее. люди меня не видят.

      – почему ты не хочешь, чтобы люди тебя видели?

      – если увидят, меня могут схватить и посадить в тюрьму.

      – что такое тюрьма?

      – всё – тюрьма.

      – я – не тюрьма.

      они поставили машину и внесли в дом продукты.

      – мама! – сказала Лала. – мы привезли продукты! замороженные солнца, космонавтов, все-все-все!

      мама (они ее называли «Мэг») – мама сказала:

      – отлично.

      потом Дюку:

      – черт побери, жаль, что сегодня тебе нужно идти. у меня нехорошее предчувствие. не уходи, Дюк.

      – это у тебя-то предчувствие? голубушка моя, у меня это предчувствие каждый раз. без него никогда не обходится. я должен идти. иначе нам крышка. малышка все подряд побросала в корзину, от икры до мясных консервов.

      – боже мой, ты что, не можешь присмотреть за ребенком?

      – я хочу, чтобы она была счастлива.

      – она не будет счастлива, если ты угодишь в каталажку.

      – слушай, Мэг, при моей профессии приходится учитывать и такую возможность. никуда не денешься. и не о чем тут говорить. я ведь уже оттянул один срок. и мне еще повезло куда больше,