Власть Прозерпины. Марита Мовина-Майорова

травы, коренья, лесной мед., мелкая рыбёшка из ручья – все было под рукой в любое мгновение.

      Она позабыла обо всем. Знала только одно – в нем вся её жизнь. Ради него она готова на все. Чувство, которое она испытывала к нему, не тяготило её, но «вытягивало все жилы» из её тела. Временами ей казалось, что она, действительно, сама себе не принадлежит, она исполнитель чьей-то воли, даже не его воли. Любовь к нему заслонила от неё весь остальной мир, и даже чувство безопасности, инстинкт самосохранения. Он не просил её остаться с ним здесь вовсе. Он не держал её здесь. Он не требовал от неё не ходить в селение и забыть обо всем. Она сделала все это сама. Она чувствовала: он так хочет. И так хотела она.

      По-прежнему, он ничего не говорил о себе. И она не возвращалась к этому разговору тоже. Им и некогда было разговаривать. То они бегали по лесу и смеялись, как дети, то соревновались, кто выловит больше рыбёшек из ручья, то лазили по деревьям в поисках мёда, то валялись на привядших травах под лучами осеннего солнца, то сидели, взявшись за руки, и слушали шелест листвы и журчание ручья. С наступлением сумерек и до самого рассвета, когда начинали просыпаться птицы, и движение начинало бродить по лесу – движение пробуждающейся природы – они любили друг друга. Они любили друг друга исступлённо и каждый раз, как будто – последний. Они высасывали все соки друг из друга, до последней капельки, и наполняли соками друг друга бесконечно. Бывали мгновения, когда они начинали рыдать в объятиях друг друга, доведённые силой своих эмоций до экстаза. И ни на мгновение их тела не расплетались. Потом забывались на краткие мгновения, но пульсация обоюдоострого желания пробуждала их вновь и вновь.

      Ощущение чистоты и непорочности их соитий не покидало её. Все нюансы их чувств были наполнены чувственной нежностью, звоном дивных тонких мелодий. Жертвенность их чувств дрожала в каждом прикосновении их, в каждом взгляде их, в каждом поцелуе.

      – Любовь моя! Жизнь моя! – со стоном шептал он ей.

      – Любовь моя! Жизнь моя! – эхом откликалась она.

      – Ты – моя жизнь, – нежно прикасался он губами к её коже.

      – Ты – моя жизнь, – вторил ему её стон.

      Целый мир помещался в их шалаше. Никакой другой мир им был не нужен.

      Вставало солнце – они засыпали, переплетя свои тела и души.

      6.

      Он не знал – так думала она. Но иногда среди ночи она пробуждалась от острого желания растерзать его, лежавшего рядом. Это желание было таким неутолимым, что она сжимала зубы, чтобы не завыть. Какое-то движение начиналось в её теле. Какие-то новые течения открывались в нем. Ей нужна была его кровь. Она вставала на колени рядом с ним, спящим, и начинала принюхиваться как зверь, к запахам, исходившим от его тела. Постепенно она наклонялась все ближе и ближе и, наконец, наступал момент, когда её лицо почти касалось его шеи. Рот её начинал приоткрываться в зверином оскале, челюсти напрягались, и клыки начинали мерцать