Власть Прозерпины. Марита Мовина-Майорова

Только иногда какая-нибудь птица, видимо забывшись, начинала верещать по-летнему. Но поскольку отклика со стороны птичьего мира не получала, очень быстро замолкала или переходила на тон пониже.

      Ручей все так же звенел в тиши лесной чащи. Ничто за это время не нарушило покой и забытость этого места. Шалашик стоял на берегу ручья и придавал пейзажу некоторую уютность. Или ей так казалось… Потому что внутри него всегда она находила его – его яркие карие глаза встречали её ещё у порога.

      Она подходила к заветному месту, каждый раз, трепетно предвкушая момент встречи их взглядов. Это было главным. Дальше она все делала, не глядя на него, как бы опосредованно. Стараясь не испытывать никаких эмоций. Они ей были не нужны. Вернее, она не хотела их иметь. Понимала интуитивно, что момент, когда она даст возможность себе почувствовать хоть что-нибудь, будет последним моментом её свободы. Она хотела, чтобы он как можно скорее встал на ноги и ушёл. Навсегда. Из этого леса. И из её памяти.

      Наивная. Она не знала, что так не бывает.

      …Шалаш был пустой.

      Отогнув полог шалаша и не решаясь войти в него, она ощутила, как ужас охватывает её. И чувство невосполнимой утраты. Только теперь она осознала, как боялась в действительности его ухода. Но этот ужас был сильнее чувства утраты: этот юноша не мог встать и уйти. До вчерашнего дня он оставался все ещё полностью неподвижным!

      Всё так же, не решаясь войти внутрь шалаша, она вздрогнула от мороза, побежавшего по спине, и её словно пригвоздило к месту. Сзади. Он стоял сзади.

      Он стоял и молчал. Она слышала его дыхание, какое-то странное, то ли прерывистое, то ли с надрывом, то ли с еле различимым подвыванием. И она молчала. И боялась обернуться. И когда ужас дошёл до состояния потери сознания, обернулась.

      Он стоял совсем близко. Он улыбался. Юный, прекрасный. И смотрел ей прямо в глаза. В её сердце.

      – Ты боишься. Меня…? О, это видно с первого взгляда. Чем же я тебя так напугал? Разве я такой страшный? – заговорил он вкрадчиво, медленно наклоняясь к ней, но, не делая попытки прикоснуться. И она, выйдя из оцепенения, сделав шаг назад от него, пятясь, вошла в шалаш. Наклонив голову, он шагнул вслед за ней. Его фигура закрыла проем входа, и в шалаше воцарился полумрак. И тишина. Теперь слышалось лишь её частое дыхание: она страшилась его, сама не зная почему.

      И как только в шалаш наполнился полумраком, его глаза вспыхнули! жёлтым огнём. И замерцали.

      Все похолодело у неё внутри. Ледяная рука животного ужаса схватила её за горло. Ноги ослабели и…

      …Было холодно, и что-то шершавое, тяжело надавливая, ползало по её коже. По ногам, животу, по груди, шее… Это возбуждало. Но одновременно от этого становилось всё противнее. Пахло чем-то странным и неприятно-острым.

      Внезапно она поняла, что лежит совершенно голая на чём-то твёрдом, холодном и влажном. Земляной пол шалаша!? Вот она где! Попыталась открыть глаза – веки не слушались.

      Странный запах приближался к лицу – и вот оно, это что-то,