Берлинский боксерский клуб. Роберт Шареноу

то и вовсе нарядились в песочную униформу гитлерюгенда. Сама по себе эта униформа внушала мне скорее зависть, а не страх. Как и всякий мальчишка, я не прочь был примерить военное обмундирование.

      Когда наконец все расселись по местам, на сцену вышел здоровенный детина, круглолицый и раньше времени поседевший. Из-за крошечных, размером с монету, очков голова его казалась неестественно большой. Лацкан зеленого баварского пиджака украшала маленькая эмалевая свастика.

      Вместо того чтобы поздороваться, как с нами обычно здоровалось школьное начальство, сказать что-нибудь вроде «Доброе утро, дети» или «Поздравляю с началом нового учебного года», он выкинул руку в нацистском приветствии и воскликнул: «Хайль Гитлер!» В ответ большинство учеников дружно встали и повторили его жест и возглас. Чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания, я тоже вскочил и вытянул руку вверх и вперед. От того, как единодушно грохнули голоса, у меня по спине побежали мурашки.

      Рядом со мной сидели Курт и другой мой приятель Ханс Карлвайс. Ни тот, ни другой не были членами гитлерюгенда и вообще вели себя так, будто не замечали происходящих вокруг перемен. Курт тихо изнывал от скуки, а Ханс украдкой читал спортивную страницу газеты, старательно сложенной и спрятанной в рукаве.

      – Молодцы, – продолжал со сцены детина. – Мне нравятся ваши сильные немецкие голоса. Как, возможно, некоторые из вас уже знают, из-за несогласия с отдельными новыми правилами школьной жизни директор Дитрих покинул свой пост. Я ваш новый директор, меня зовут герр Мунтер. Нашу школу, как и всю нашу страну, ожидает славный год. Поэтому так важны сейчас профессионализм, усердие и дисциплина. Фюрер призывает нас очистить нацию от всякого разлагающего влияния, и нашей школы это тоже касается. Следуя призыву фюрера, я тщательнейшим образом изучил учебные планы и сегодня рад поставить вас в известность, что на полках школьной библиотеки больше не осталось ни одной книги, написанной левыми радикалами и евреями.

      Евреев герр Мунтер упомянул как бы походя, но мне показалось, будто он проорал про них во всю глотку.

      – Кроме того, от нас ожидается, что все до одного ученики школы вступят в гитлерюгенд. Я уверен, что мы с вами эти ожидания оправдаем. Напомню вам также о необходимости всячески избегать разного рода тлетворного влияния, исходящего в первую очередь от евреев – злейших врагов нашего германского отечества.

      На этот раз слово «евреи» директор употребил уж точно не мимоходом – он прямо и однозначно велел остальным ученикам старательно нас избегать. Я подумал было, что он мог и не знать, что в школе есть ученики-евреи. Но нет, он принялся пристально всматриваться в зал, по очереди останавливая взгляд на немногих сидевших там евреях: Беньямине Розенберге, Мордехае Изааксоне, Йоне Гольденберге и Йозефе Каце. Я бы что угодно отдал, лишь бы не попасть в их компанию, но в конце концов своими глазками-бусинками очкастый директор высмотрел и меня. Курт и Ханс сидели рядом с абсолютно безучастным видом, как на обычном тоскливом школьном собрании.

      – А теперь давайте споем гимн нашей страны