Берлинский боксерский клуб. Роберт Шареноу

дверь.

      – Вы не подумайте, герр Коплек, – сказал я, остановив его в последний момент. – Мне для тренировки.

      – Тренировки?.. И для чего же ты тренируешься?

      – Для того, чтобы стать боксером.

      Герр Коплек весело рассмеялся.

      – Да тебя, задохлика, разок ткни – пополам переломишься.

      – Поэтому мне и нужно кидать уголь – чтобы мышцы нарастить. Мне это герр Шмелинг посоветовал.

      – Герр Шмелинг? – удивленно переспросил он.

      – Да. Он будет со мной заниматься.

      – Макс Шмелинг?

      – Да. Макс. Он дружит с моим отцом.

      – Ага, настоящему немцу Шмелингу больше делать нечего, кроме как дружить с твоим отцом.

      – Отец ему вчера картину продал.

      – Еще бы. Денег стрясти твой отец хорошо умеет.

      – Можно я буду топить котел? Bitte[20]. А вы, если хотите, можете за мной следить, чтобы я уголь не воровал.

      Герр Коплек скрестил на груди руки и задумался.

      – Вам же меньше работы, – продолжал упрашивать я. – У вас появится время заняться чем-нибудь полезным.

      – Уголь будешь брать там, – сказал он и показал на большую кучу в углу подвала, у нижнего конца ведущего на улицу широкого желоба. – Загружаешь доверху тачку, отвозишь к котлу и закидываешь в топку. Тачку утром и тачку вечером.

      – Danke[21], герр Коплек.

      – Но не дай бог замечу, что ты стащил хоть кусок угля. Сразу сдам полиции. Понял?

      Я закатал рукава, схватил лопату, которая стояла у стены рядом с угольной кучей, и бодро принялся кидать уголь в тачку. После десятка взмахов у меня заболели руки. Наполнив тачку всего до половины, я успел натереть мозоль у основания большого пальца правой руки. К тому времени, когда тачка была нагружена полностью, руки у меня буквально отваливались от боли. Я взялся за рукоятки и начал толкать тачку в сторону котла, но сделал всего пару шагов, прежде чем тачка покачнулась и опрокинулась.

      – Что, силенки не рассчитал? – засмеялся Коплек. – Ты, главное, потом за собой подмети.

      С этими словами он скрылся в свой каморке и захлопнул за собой дверь. А я, проклиная себя за неловкость, снова нагрузил тачку и, с ног до головы покрытый угольной пылью, в конце концов отвез ее к котлу. Он представлял собой громадное и гулкое металлическое сооружение, из верхней части которого уходили в потолок толстые трубы.

      Чтобы не так париться и не уделать окончательно перепачканную углем и пропитанную по́том рубашку, я разделся по пояс. Каждый раз, когда я закидывал в топку очередную порцию угля, руки мне обжигал бьющий оттуда жар. Мозоль у большого пальца лопнула, и ладонь на ее месте противно саднила, поэтому мне пришлось изловчиться и перехватить лопату так, чтобы черенок не касался влажной раны. Я уже почти закончил, когда сзади раздался девчачий голос:

      – Ну прямо Вулкан у кузнечного горна.

      Я обернулся. Это была Грета Хаузер, предмет самых страстных моих мечтаний. Стоя у входа в подвал, она смотрела на меня с удивленной улыбкой. Мне стало неловко: тощий,

20

Пожалуйста (нем.).

21

Спасибо (нем.).