Орфей неприкаянный. Альберт Светлов

долей вероятности молодых можно предупредить, чтобы они готовились к чему угодно и надеялись на чудо.

      У нас с Линой вводных катастрофы существовало предостаточно. Но их ни в ком случае не следовало бы называть непредвиденными. Тяжесть переменных обсуждалась нами накануне, и я приложил минимум усилий к предотвращению надвигающихся неприятностей, рассчитывая на «авось», и гася тревогу повторяемым, словно заклинание, – «небось».

      Однако магия не включилась, ни первое, ни второе не сработало. И фрегат нашей с Линой семейной жизни получил мощнейшую пробоину ниже ватерлинии, залатать, которую, полностью, мы оказались не в состоянии. Тем более, что всегда находились желающие расширить её, имеющие для того определённые средства.

      Проснулся я около семи. Спал тревожно, без конца ворочался в духоте июльской ночи, а сжёванная с вечера таблетка снотворного осталась малодейственной, путала мысли, но не усыпляла. Позёвывая от нервозности и скудного сна, я приготовил яичницу, заварил покрепче чёрный чай и, барабаня ложечкой по столешнице, уселся на кухне в ожидании подъёма гостей. Спустя полчаса они тоже были на ногах, но составить мне компанию за трапезой не пожелали, дождавшись, пока я позавтракаю и отправлюсь на балкон покурить.

      Разговаривали мы мало, перекидываясь односложными фразами, ибо я по маковку погрузился в предвкушение предстоящего вскорости действа.

      – Ты бы хоть, Серёжа, поговорил с нами, а то молчишь, злишься чего—то, – наконец не выдержала мама. – Мы, ведь, ещё ничего плохого—то не совершили, не преступники.

      «День длинный, а дурное дело – нехитрое» – хихикнул я про себя.

      – Есть у меня теперь время в душеспасительные беседы с вами вступать! Через сорок минут машина подойдёт. Собирались бы, лучше, – отбрехивался я, раскладывая на рабочем столе, покрывало, включая утюг и, бросая марлю в миску с водой. Гладить костюм я не доверял никому, оставляя эту обязанность исключительно своей прерогативой. Хочешь сделать хорошо – сделай сам.

      Бабушка ходила по квартире с красными глазами и хлюпала носом.

      Владлен с женой отсиживались в гостиной, тихонько переговариваясь о личных проблемах, о «Графе» и возврате ему долга.

      Картина больше напоминала подготовку к погребению усопшего, нежели утро дня праздника.

      Выбрав гармонирующий с костюмчиком галстук, я вертелся у зеркала, когда домофон пропиликал, извещая о новоприбывших.

      Я, с зашедшимся в беге сердцем, снял трубку.

      – Сергей? – послышался голос Инессы Васильевны, – Мы внизу, лифт вызывать не станем. Тут постоим.

      – Ясненько! Сейчас спустимся.

      Я пристроил трубу на стену и шуганул остальных:

      – Карета подана, быстро вниз! Омнибус опоздавших не подбирает.

      – Все, наверное, не уместимся. Кто на маршрутке поедет? – встревоженно спросила матушка.

      – Решим, кто и где поедет, не беспокойся, – утешил я её.

      «Лимузин» «Шестёрка» Колчиных цвета свежескошенной травы ожидала у ограды, а Анатолий Сергеевич в летней