От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю. Мартин Пачнер

Благодаря алфавиту греческой письменностью было намного легче овладеть, чем многими другими системами письма: точная согласованность двадцати четырех букв со звуками означала, что письменный греческий язык был близок к разговорному. Не требовалось изучать и какой-то старинный литературный язык, вроде древнееврейского или староаккадского. Да и политическая система обеспечивала даже низкорожденному гражданину, даже рабу, приезжему или женщине, возможность научиться читать и писать. Рост грамотности ограничивался только стоимостью привозного папируса[239].

      Было у афинян и что читать. Уже несколько сотен лет назад была записана в Илиаде и Одиссее история Троянской войны. Подавляющее большинство продолжало воспринимать эти эпопеи в живом исполнении специально подготовленных сказителей, выступавших перед большими аудиториями. Но обе поэмы преподавали и в школах. Это означало, что знакомые с литературой гордились способностью рассказывать Гомера по памяти. Позднее произошел взрыв письменной литературы[240], прежде всего – драматургии, для которой авторы черпали сюжеты из мифологического мира Гомера, а потом показывали спектакли в больших открытых театрах. Тексты бойко расходились в папирусных свитках.

      Сократ тоже изучал Гомера, но не использовал письмо в своей методике обучения. Потенциальных учеников он находил в гимнасиях или на рынке – и втягивал в беседу. Это не всегда удавалось, потому что философ был, скажем прямо, довольно уродлив: небольшого роста, пузатый, курносый, толстогубый, с большими выпученными глазами, огромным нависающим лбом, большой лысиной. Кроме того, он всегда ходил в потрепанных одеждах, редко посещал общественные бани, не умащивал кожу и волосы маслом, почти не пользовался духами. Порой он забывал даже обуваться в сандалии[241]. Но, несмотря на неприглядный облик, он имел немало последователей среди аристократической молодежи города – потому что только он предлагал им новое мышление, в котором можно было подвергать сомнению все, даже Гомера.

      Известно, что Сократ поднимал много вопросов, касавшихся Гомера и драматургов, использовавших гомеровские сюжеты. Что Гомер знал о гонках колесниц или войне?[242] Самому Сократу довелось сражаться пешим в знаменитой греческой фаланге[243]. Участвовал ли Гомер когда-нибудь в боях? Строил ли колесницу? Пахал ли поле? Гомера было принято цитировать по любым поводам, как будто он лучше всех разбирался во всем на свете, а Сократ сомневался в этом: некоторые строки Илиады и Одиссеи не имели смысла, другие казались противоречивыми.

      Возражения Сократа против письменности заходили глубже сомнений в знаниях и авторитете Гомера. Как-то раз он сидел с одним из своих частых собеседников, Федром, в тени платана близ Афин, в тех местах, откуда некогда бог ветра Борей похитил юную красавицу. Федр принес с собой свиток с записью речи Лисия, одного из самых известных афинских риторов, и по просьбе Сократа читал ее вслух[244]. Сократ то и дело перебивал его, задавал вопросы и постепенно

239

Ibid. P. 95.

240

Ibid. P. 86.

241

Платон. Пир.

242

Платон. Ион.

243

Платон. Пир.

244

Платон. Федр.