Кто жизни не знает. Владилен Олегович Елеонский

Правда, его непомерная алчность, кажется, проявлялась лишь в еде, однако она вполне могла распространиться на ценные вещи. Тем более, что совсем недавно именно он интересовался моими часами.

      – Э, Тобольцев, слышь, прикинь, твои? Дай глянуть, ага…

      У него самого на руке красовались довольно дорогие по тем временам позолоченные часы «Полет», однако его, как видно, как сороку, привлекало все блестящее, и мои часы он рассматривал как абориген с далекого тихоокеанского острова, впервые в жизни увидевший стеклянные бусы. Он вполне мог взять без спроса мои часы, теперь я в этом почти не сомневался!

      Глава пятая

      – Чего задумался, Тобольцев? – сказал Рыков, оторвав меня от моих невеселых мыслей. – Подозреваешь его?

      – Да.

      – Погоди, не спеши.

      – Почему?! Пока не поздно, следует с ним разобраться!

      – Да подожди ты, не горячись! Сам подумай, зачем ему понадобилось прятать ремешок от украденных часов под свой матрас?

      – Мало ли зачем! Он снял часы с ремешка, часы спрятал, а ремешок не успел, в этот момент кто-то зашел в комнату, и он в спешке сунул его под матрас, чтобы потом выбросить.

      – Маловероятно.

      – А вы как думаете, товарищ капитан?

      – Тот, кто украл твои часы, снял их с ремешка и подсунул под первый попавший под руку матрас, им оказался матрас Пчелинцева.

      – Чтобы отвести от себя подозрения и навлечь их на Пчелинцева?

      – Именно.

      – Я не пойму, если это был посторонний, как он проник в комнату? У нас на ночь все окна запираются на тугие шпингалеты, а в коридоре у входа постоянно находится дневальный.

      – Дневальными дежурили Чернов, Голиков, Сивков и Пчелинцев.

      – Пчелинцев!..

      – Да, опять Пчелинцев. Вроде бы все сходится на нем, однако все-таки прошу тебя, Валера, пока не предпринимай никаких действий, хорошо? У него очень скандальная мама, и если мы ошибемся, дело непременно дойдет до начальника школы, тогда плохо будет всем. Желательно все выяснить наверняка. Потерпи, я обязательно во всем разберусь!

      Прошла неделя, закончились вступительные экзамены, на общем построении офицеры зачитали список поступивших, нас разбили повзводно, и начались наши суровые будни в рамках курса молодого бойца. Теперь мы, одетые не в спортивные костюмы и кроссовки, а в милицейские брюки-галифе или, как их некоторые называли, бриджи, а также сапоги и рубашки без погон, но с галстуками, должны были утром подняться по команде «Подъем» и за сорок пять секунд, одевшись, покинуть комнату. Тесной гурьбой мы, сломя голову, бежали на плац на утреннее построение, – это непередаваемое состояние, сопровождаемое оглушительным грохотом сапог в узком коридоре казармы, я вспоминаю до сих пор, в нем чудилось дыхание начала войны, – жуткое и в то же время притягательное и романтичное.

      Теперь жизнь в лагере проходила намного более динамично, – подъем в семь утра, утреннее построение с утренней поверкой, трехкилометровый кросс