Кто жизни не знает. Владилен Олегович Елеонский

из его уст так органично, что какой-то крепкий брюнет в импортном синем спортивном костюме и впечатляющих алых кроссовках, скорее всего, тоже заграничных, остановился рядом с нами, приоткрыв рот. Он, кажется, забыл, куда и зачем шел.

      – Вот эта да! В школе такое не учат.

      – Сигарета есть? – повернувшись к нему, спросил Викторов.

      – Нет, не курю.

      – Жаль! Придется в казарму тащиться.

      – Днем там запрещено находиться, – сказал я.

      – Эх, Валера, правила создаются, чтобы их нарушать!

      Андрей лениво поднялся, вышел из освежающей тени молоденьких березок, прошел лужайку и вместо того, чтобы уйти за угол, там был вход в казарму, подошел к угловому окну, поддел его какой-то железкой, бережно положил ее обратно в траву, влез через окно внутрь, и через минуту вернулся с сигаретой.

      – Будешь? – предложил он мне.

      – Не понимаю, какое в этом удовольствие.

      – Ты прям как девочка! Они тоже поначалу не испытывают никакого удовольствия. Честно сказать, я сам особого удовольствия не получаю, так, иногда, под настроение, я имею в виду табак, а не девочек, с ними другое дело.

      Как я понял из этого случая, легкость Викторова, оказывается, была не только в общении. Он так же легко относился к соблюдению правил внутреннего распорядка. Чем больше я его узнавал, тем больше мне казалось странным, что он поступил в военизированное учебное заведение. Казалось, что его призванием были театральная школа или институт культуры.

      После отбоя он мог спокойно подняться с койки, открыть то самое угловое окно, оно выходило не на асфальтированный плац, по которому после отбоя частенько ходили наши офицеры, а на лужайку, и, сидя на подоконнике, выкурить сигарету перед сном. Видимо, он так постоянно делал дома, или на свиданиях с подругой, о которой он непрестанно рассказывал, поэтому не собирался отказываться от своей привычки, хотя, забегая вперед, скажу, что после поступления и возращения из лагеря на зимние квартиры в Шатск, он, насколько помню, практически не курил.

      Вскоре, как я говорил, моя жизнь абитуриента закончилась, я сдал экзамены «по эксперименту». Викторов с Кошелевым откровенно позавидовали мне и мгновенно отдалились от меня.

      – Везет же людям! А нам еще русский и английский язык сдавать. Жуть!

      Через неделю наш статус уравняется, они тоже успешно сдадут экзамены и поступят на первый курс, а пока, таких как я счастливчиков, во всем лагере набралось человек двенадцать. После утренней зарядки, построения и завтрака все ушли на консультацию перед очередным экзаменом, а нас передали в распоряжение капитана Грыжука, плотного невысокого светловолосого крепыша. Он был, как я упоминал выше, преподавателем боевого самбо. Кто-то шепнул, что на четвертом курсе нам от него достанется, – он очень требовательно принимает зачет перед отправлением на стажировку.

      Тогда я даже не предполагал, каким язвительным человеком является капитан милиции Роман Викторович