Два бойца. Лев Исаевич Славин

что я и он, – Аркадий кивнул в сторону Саши, – всегда вместе.

      – Хорошо. Тогда вы, – Васильев кивнул мне и водителю, – останетесь здесь. Ну, пошли за мной и делай как я. Гранаты есть?

      – Есть, – сказали Аркадий и Саша.

      Они поползли вслед за Васильевым и соскользнули в противотанковый ров.

      Лейтенант открыл отчаянную стрельбу из автомата. Шофер стрелял из своей трехлинейки. У меня был только наган, и я просто лежал и смотрел. А потом перестал смотреть и плотно прижался к земле, потому что немцы начали очень сильно стрелять. Прошло не знаю сколько времени, и вдруг там, за группой деревьев, затрещал автомат. А потом – глухое уханье гранат. Над нами перестали свистеть пули, и я поднял голову. Гранаты взрывались часто, между деревьями вспыхивало пламя. Мы услышали крики и увидели, как несколько немцев побежали из-за деревьев куда-то налево.

      – Скорей в машину! – крикнул офицер связи.

      Мы прыгнули в машину и понеслись наперерез немцам. Мы мчались без дороги, лейтенант сеял из автомата, а я стрелял из винтовки шофера и что-то орал. Не знаю, попал ли я в кого-нибудь, потому что машина здорово прыгала на ухабах.

      Из пятерых гитлеровцев только один остался цел. Васильев спас ему жизнь, схватив Сашу за руку. Лейтенант обшарил карманы убитых и вынул их бумаги. Васильев торопил его. Мы бросили трофейное оружие в кузов и втолкнули туда пленного. Это был эсэсовец. Шофер погнал машину. Пленный упорно отказывался сесть.

      – Оставьте его, у него медвежья болезнь, – устало сказал Васильев Аркадию.

      Действительно, у нашего немца сзади были мокрые штаны. Всю дорогу он ехал, стоя на коленях. Васильев вскоре заснул, привалившись головой ко мне на плечо.

      – Боевой старикан! – сказал Аркадий, кивнув в сторону Васильева. – Штабной, а лихой.

      Он вынул свой наган и принялся выколачивать из него пустые гильзы.

      – А офицер связи – какой молодец! – возбужденно сказал я, испытывая, как все после боя, непреодолимое желание говорить.

      Перебивая друг друга, мы принялись рассказывать подробности стычки. Офицер связи перелез из кабины в кузов и вмешался в разговор; даже шофер временами просовывал голову сквозь разбитое окно и вставлял какие-то замечания. Эсэсовец, качаясь на коленях, вопросительно обводил нас глазами. Он оправился от страха и временами довольно улыбался, должно быть, радуясь тому, что остался жив. На его молодое лицо вернулась гримаска, угодливая и нахальная, видимо, составляющая обычное его выражение.

      Он с глупой фамильярностью хлопнул Аркадия по колену и жестом показал, что хочет курить.

      Аркадий с интересом взглянул на него.

      – Шё мы цацкаемся с этой жабой? – сказал Аркадий и задумчиво посмотрел на свой наган.

      Саша положил свою тяжелую руку Аркадию на плечо.

      – Пленного не трогать.

      – Ты уральский христосик, – сказал Аркадий сквозь стиснутые зубы, – всех тебе жаль. Сказано: смерть фашистским захватчикам!

      – Так то в бою, – сказал Саша, – а про