Разин Степан. Алексей Чапыгин

повернулся к невесте:

      – Олена Микитишна! Будь жена моя, – стану любить и, сколь можно, хранить тебя и дарить буду.

      Разин поклонился невесте в пояс.

      – А ты, Степан Тимофеевич, будь моим мужем любимым, и только для тебя я придалась душой – и телом тебе придамся…

      Невеста поклонилась жениху в ноги. Потом встали рядом, глядя вперед на толпу.

      Видок со стороны жениха одернул на ремне черкесскую саблю. Его широкая грудь под синим кафтаном подалась вперед, но он молчал, одергивая черные небольшие усы, поправил под запорожской шапкой густые, как у калмыка, черные волосы, заговорил:

      – Атаманы, ясаулы и весь народ! Я, Василий Лавреев, прозвищем Васька Ус, казак, ведомый вам, – в охотниках хожалый атаманом, – даю честное слово свое за жениха Степана Разина, в товарищах ратных ведомого, что буду держать его на правду, чтоб он не обижал жену свою Олену Микитишну, и до вас доводить, ежели нечестен с женой будет.

      Видок, не кланяясь народу, отошел в глубь помоста.

      Кто-то крикнул в толпе на площади:

      – Ведомые видоки! Через год, а то ближе, другому невесту полой закрыть придется…

      – Там увидим! – ответил еще голос.

      Сухой и крепкий, среднего роста, с золотой серьгой-кольцом в правом ухе, поправляя рукой короткий нож на шелковом кушаке, заговорил невестин видок, и голос его зазвенел на всю площадь неприятным и резким звоном:

      – Я Сергей Тарануха! От бельма в глазу званный Сережко Кривой, в охотниках хожалый с малых лет, – мою саблю нюхали кизылбаши, турчин, татарва и кайдатские горцы. Ведаю невесту Олену Микитишну честной девкой, буду сказывать без лжи вам, атаманы, народ весь, и мужу ее Степану Тимофеевичу, что усмотрю: худые дела за ей не скрою!

      Одернув полу красного, с перехватом, кафтана, видок отошел.

      – Разойдутся – суди, кто худ, кто хорош!

      – Ладу не будет – не нам судить!

      – А ну, цолуйтесь, молодые, да потчевайте народ водкой!

      Жених с невестой отступили. На помост бойко вошла старая казачка в плахте, в белой рубахе. В морщинистых руках она держала рогатую кику, расшитую по розовому желтыми смазнями46 с белым бисером. Старая поклонилась жениху, невесту поцеловала в губы и тут же сняла ловко и быстро с головы дочери повязку, скрутила в узел косы и, обнажив шею и уши молодой, прикрыла косы новым убором.

      Старая, переменяя убор на голове дочери, говорила громко:

      – Уши отомкнула тебе, чтоб мужа слушать! Волосы подбираю, чтоб не мотали, хозяйству не мешали. Люби мужа, Оленушка!

      Поклонилась молодому в ноги:

      – А ты, Степанушко, люби дочь мою… в строгости держи и не греши, коли что худое скажут…

      – Буду любить, Анна Андреевна!

      В красном бархатном московском кафтане со стоячим козырем, расшитым жемчугом и золотом, на помост медленно, степенно вошел сам войсковой атаман. Фрол передал атаману образ. Молодые поклонились в пояс Корнею Яковлеву и образ поцеловали.

      Атаман сказал:

      – Буду

46

Смазни – шлифованное стекло с цветной подкладкой.