Разин Степан. Алексей Чапыгин

разошелся в шинки: дубовые сараи распахнуты, из дверей и с задов несет густой вонью – водки, соленой рыбы и навоза. Здесь едко пахнет гнилым, моченым в воде льном.

      Старик чихнул, полой кафтана обтер бороду и закрыл низ лица. Отшатнулся, попятился, повернул к дьякам.

      Заглядывая боярину в глаза, Ефим заговорил:

      – Крепко у нас на Москве, боярин, эким по задам торгуют, чубатые еще крепче, мекаю я?

      – Занес, сатана! К церкви идем, а куды разбрелись? Водчий, пес! Где – так востер, тут вот – глаз туп.

      – Церковь у них древняя, боярин, розваляется скоро. Наши им нову кладут, да они, вишь, любят свое – так тут, подпирать чтоб, столбы к ней лепят.

      – Б..дослов! – зашипел боярин. – Кабы на Москве о церкви такое молвил – свинцу в глотку: не богохуль на веру… Я ужо тебе!..

      Дьяк ждал удара, но боярин опустил посох. Дьяк, сняв шапку, заговорил жалостливо:

      – Прости, боярин! Много от ихней бузы брюхом маюсь, ино в голове потуг и пустое на язык лезет.

      – Ну и ладно! Тому верю… Только не от бузы брюхо дует – от яства: брашно у разбойников с перцем, с коренем, а пуще того – неведомо, кого спекли: чистое ли? Ты, дьяк, ужо с опаской подсмотри за ними…

      – Чую, боярин. Дай буду путь править вот этим межутком – и у церкви.

      Старик, боясь опередить дьяка, шел, боязливо косясь на шинки, где со столов висели чубатые головы и крепкие, цвета бронзы, руки. В шинках пили, табачный дым валил из дверей, как на пожаре, слышались громкие голоса:

      – Рони, браты, в мошну шинкаря менгун!

      – Пей! На Волге тай на море горы золота-а!

      – Московицки насады да бусы45 дадут одежи тай хлеба-а!

      – Гнездо шарпальников! – шипел боярин.

      9

      На площади собрались казаки и казачки, мужики в лаптях, в широких штанах и белых рубахах, – к церкви скоро не пройдешь.

      Недалеко от церкви возведено возвышение, две старые казачки бойко постилают на возвышении синюю ткань и забрасывают лестницу плахтами ярких цветов.

      Боярин тихо приказал:

      – Проведай, Ефим, кому тут плаха?

      Дьяк от шутки господина с веселым лицом полез в толпу, вернувшись, сообщил:

      – Женятся, боярин! Шарпальники московских попов не любят и крутятся к лавке лицом да по гузну дубцом…

      – То забавляешь ты! А как по ихнему уставу?

      – Стоят, народу поклоны бьют, потом невесту бьют!

      – Ты сказывай правду!

      – А вот их ведут! Проберемся ближе, узрим, услышим, не спуста мы – уши да око государево…

      – Держи язык, кто мы! Крамари мы… Не напрасно разбойник тако величал нас…

      – Ближе еще, боярин, – вон молодые…

      На возвышение с образом в руках, прикрытым полотенцем, в синем новом кафтане, без шапки вошел черноволосый Фрол Разин. Следом за ним два видока, держа за руки один – жениха, другой – невесту, вошли на помост, поклонились народу. Фрол с образом отошел вглубь, не кланяясь. Видоки каждый на свою сторону, отошли, встали на передних углах возвышения.

      Жених

45

Бусы – большие долбленые лодки.