Разин Степан. Алексей Чапыгин

кто там воет?

      Ефим спешно кинулся и, приоткрыв окно, взглянул:

      – Козацки робята, боярин! Вишь, с поля идут, рожи царапаны. не впервой – ежедень в бои играют.

      Голоса приближались, задорно пели:

      Дунай, Дунай, Дунай,

      Сын Иванович Дунай;

      Ты гуляй, казак, гуляй —

      Воевод лихих не знай…

      Гей, Дунай, Дунай, Дунай.

      Боярин, вытянув на столе сухую желтую ладонь, сжал ее в кулак:

      – У батек переняли песню? Ужо, шарпальники, землю и спины вам распашем и воевод лихих посадим! А ну, дьяк, перечти-ка грамоту, да подпишусь, и припечатаем…

      12

      Разин сидит в шинке против распахнутой настежь двери. Кудри упали на лицо… За тем же широким, черным от многих питий столом сидят молодые казаки: Васька Ус и с бледным лицом, с шрамом на левой скуле, худощавый, костистый Сережка Кривой. Мертвый под бельмом глаз прищурен, правый остро и жадно глядит; блестит в ухе кольцо золотой серьги. Пьют крепкий мед из смоляной бочки, что у шинкаря за стойкой. Черноволосый грек зорко сторожит казацкие деньги; ждет, когда крикнут: «Подавай!»

      Против дверей вдали – палисад городской стены, ровен с землей – белая полоса берега Дона пылит дымной пылью, серебряной парчой светится Дон. Ряд боевых челнов застыл, чернея четко на рябоватом блеске воды.

      – Купчины с Воронежа дадут пороху, свинцу! – сказал Ус.

      – А тут они, в городе?

      – У сородичей, в Скородумовой, есть все!

      – А у меня, браты, есть боярское узорочье.

      Разин поднял руку с медным кубком и опустил; затрещала столовая доска, вздрогнули стены от голоса:

      – Соленой, меду-у!

      Грек выскочил из-за стойки, поставил, поклонившись, железный кувшин на стол:

      – Менгун, козаки, менгун…

      – Сатана! Даром не можно?

      Разин кинул на стол талер.

      – Узорочье есть, то сказывать нече, – челны набьем свинцом и – гулять!

      – Руки есть, головы – на плечах!

      – Пьем, браты! Ишь коль серебра на Дону, простору хочется!

      – Браты мы, Степан. Руку, дай руку! – Жилистая рука с длинными узловатыми пальцами протянулась через стол. Разин скрыл ее, сжав. Сверху легла широкая лапа с короткими жесткими пальцами Васьки Уса.

      – А тож я брат вам, казаки!

      – Пей, допивай!

      – Допьем, Степанушко!

      – А ты, Степан, опасись Корнея, – не спуста отец твой Тимоша не любил его…

      – Сережко, знаю я, все знаю…

      – Нынче, Степан, тебя в атаманы?

      – Можно! Иду…

      Мимо дверей всех шинков прошел казак-глашатай, бивший палкой по котлу-литавре, висевшей на груди на кушаке.

      – Гей, гей, казаки! К станичной батько кличет…

      – Зряще ходим мы сколь дней – круче решить надо, а то атаман опятит!

      – Не опятит, Серега, гуляем!..

      Встали, пошли, тяжелые, трое…

      13

      Молодуха